Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Поползла.
Я остался на бетонных плитах. Пострелял еще немного, но бессмысленно, конечно – провал затянуло, и теперь все, что скопились на той стороне, перебрались сюда.
Ладно.
Дождался, пока Серафима спрячется в будке, забрался сам. Серафима валялась на диване, пила воду. Морда у нее была красная, но я с удовольствием отметил, что и синеть уже начинала. Папа сидел спокойно. Не спал, но и не мяргал, в состоянии ожидания.
Снял противогаз. Воздух вонял цементом, известью и какой-то горечью, захотелось пить. Отобрал бутылку у Серафимы, сделал несколько глотков, остальное вылил на голову.
– Сволочь… – просипела Серафима. – Сволочь… Надо тебя к твоей девке посадить… Вместе сгниете, в зверинце. Там вам и место.
Открыл шкаф, достал баллон. Тяжелый. Выставил замедление в минуту, вышвырнул наружу. Баллон звякнул и задребезжал, покатившись по асфальту.
Через минуту зашипело, газ стал растекаться по окрестностям. Хороший газ, тяжелый и текучий. Я ждал. Еще через три минуты проскочила искра, и под нами разлилось широкое огненное озеро.
Мертвецы горели, они же хорошо горят. По пояс в огне бродили живые факелы. Тоже, в общем-то, красиво.
Я столкнул Серафиму на пол, устроился на диване поудобнее и стал стрелять.
Сорок четыре. Скука, скука.
Глава 2. Бросок на Запад
Япет приказал явиться. Но не в кабинет. Обычно он в кабинете беседует, а сейчас к Доктору велел, уровнем ниже. К Доктору так к Доктору, мне сказали – я пошел.
Смердило у Доктора. Как-то… Пельменями. Точно, пельменями.
И на столах четверо лежали, прикрытые пленкой. Дохлые. А Япет у стены сидел, на скамейке. Кивнул, я сел рядом.
Япет он и на самом деле старик, настоящий, я таких и не видел никогда. Морщины, нос длинный, на руках пятна стариковские, пальцы длинные, сухие и волосатые. Раньше все люди такие были. Дряхлели, умирали сами по себе. Вокруг одни старики, я видел фотографии, молодых на них вообще нет почти. Сейчас по-другому, все помолодело. А у Япета даже колени хрустят – он шагает, а колени хрустят, того и гляди рассыпаться начнет, палку использует, чтобы раньше времени не развалиться.
Само собой, на поверхность Япет почти и не кажется. Это понятно, что ему на поверхности делать – он там и получаса не продержится, поверхность для молодых, для нас. Хотя некоторые, ну тот же Петр, рискуют. Но Петр в хорошей форме, мне с ним, наверное, не справиться, ну если без оружия, конечно.
Минут пять молчали. Доктор курил, Япет жевал карандаш, я на столы поглядывал. При чем здесь эти трупы? Или я вчера кого не того поджарил? Серафима уже донесла бы, я ее видел, вся синевой светится…
А может, из-за самой Серафимы. Нажаловалась. Что я ее поколотил. А я ее не просто поколотил, я ей сначала жизнь ее бессмысленную спас, а затем уже поколотил. Она мне должна, если бы не я, ее бы уже где-нибудь в подвале доедали…
Почему все-таки к Доктору? Прививки рано еще делать, а насчет остального можно было легко в кабинете побеседовать.
Значит, все-таки трупы.
А если трупы, то чего молчать? Нет, Япет старик, конечно, мудрый, но все эти его воспитательные паузы…
Я выразительно вздохнул и сразу же еще более выразительно зевнул, ноги вытянул.
Япет достал книжку и прочитал без выражения:
– Есть люди, есть нелюди. Твари, двигающиеся сквозь мир лишь попущением Божьим, шлак, ходячие язвы. Отсеки их, чтобы не повредили они малым сим…
Посмотрел на меня.
– Так?
– Так, – ответил я. – Отсеки. То есть отсечь надобно. С полной безжалостностью, под самый корень. А потом еще порохом. Или каленым железом. Чтобы зараза не распространилась. Вот вы пальцы отмораживали?
Я люблю неожиданные вопросы задавать, это с него мудрость сбивает. Вроде бы мудрый-премудрый получается, а пальцев не отмораживал. А я ему напоминаю – есть, мол, и другая правда, более правдивая.
– Нет… – растерянно сказал Япет.
– Вот видите, – вздохнул я. – А если бы отмораживали, то знали бы. Начинает палец чернеть – тут его и надо отпиливать. А если не отпилить, то и рука начнет загнивать, и человек целиком сгинет из-за какого-то бестолкового пальца. Чем раньше вжик, тем здоровей мужик.
Япет закашлялся, бедняга, это все от курения, пагубное пристрастие.
– А вы что, думаете, что не надо отсекать? Пускай загнивает?
– Да нет, надо, наверное… Просто…
Я сделал оловянные глаза, пялился совершенно бессмысленно. Япет стал читать дальше:
– Есть люди, а есть нехорошие люди, помеченные тьмой, соблазняющие малых сих… Да… Имя им легион, грешники, падшие черные овцы. Узнать черную овцу легко, узнай ее по делам ее. И да будет тверда твоя рука, вырежь ее из стада, ибо если будешь мягок и пустишь в сердце свое ложное добро, скоро и остальные овцы покроются паршой, и вынужден ты будешь забить их всех…
Япет посмотрел на меня.
– Правильно?
– Правильно, – ответил я.
Япет вздохнул. Постучал пальцем по обложке.
– А что, вам что-то не нравится?
Старик пошевелил бровями, седыми и кустистыми. Ну и пусть себе шевелит. Я на эту книжку, между прочим, почти неделю потратил. Сидел за машинкой, набивал, набивал, все пальцы чуть себе не протер. А еще месяц до этого сочинял. То есть вспоминал, что мне Гомер рассказывал. Чтобы даром не пропало, чтобы опыт передать. Раньше древние всегда вот так и делали – чуть какой опыт накопится – они сразу книжку сочиняют. Чтобы потомкам перешло. Вот и я. Вспомнил, записал. Опыт. Наследие, вроде.
– «Наставления в Правде», – прочитал Япет. – Однако…
– А что? Наставлять надо только в правде, во лжи не наставление получается, а растление душ сплошное.
– Но у тебя тут… – Япет обмахнулся книжкой. – Выжечь, вырезать… Да не дрогнет рука, да не иссякнет усердие…
– Ну да, – опять согласился я. – Да не иссякнет, это само собой. У меня усердия на восьмерых хватит.
Это, наверное, Серафима. Она передала, вряд ли Шнырь стал бы. Серафима, она меня не любит.
– А Облачный Полк? – спросил Япет.
– А что Облачный Полк?
– Ты пишешь: «Затрубят златокованые трубы, и подастся твердь, и сойдет вниз, сияя алмазной броней, Облачный Полк, и побежит погань…» Ну и так далее.
– Все так и будет, – кивнул я.
– А тебе не кажется… – Япет почесал бороду. – Не кажется ли тебе, что ты внушаешь вот этим… Необоснованные надежды?
– Лучше необоснованные надежды, чем обоснованная безнадежность, – твердо сказал я.
И красиво, Гомер учил выражаться красиво, мужественный юмор помогает в бою, так он всегда и говорил.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64