«Янтье, — говорил он мне, — они об этом еще горько пожалеют, ведь это так пошло. Знаешь, в Монтевидео мне довелось видеть аттракцион — толстую даму с татуировкой. Когда она была молодой, стройной и красивой, ей сделали на спине наколку — портрет Моны Лизы. Теперь, когда кожа ее пошла жирными складками и обвисла, изображение стало разительно смахивать на портрет пьяного в стельку итальянского пахаря. Она особым образом усаживалась на табурет, и мужики за плату вставляли сигары в то место, в котором должен был находиться рот». Мой отец часто рассказывал эту историю, он вообще хорошо рассказывал.
Сегодня утром администраторы гостиницы опять спросили меня, сколько я еще собираюсь оставаться, и когда я снова ответил «Неопределенно долго», из-за солидной двери выскочил и поспешно кинулся в мою сторону какой-то скользкий тип. По-английски он задал мне вопрос про мою визу. Складывалось впечатление, что он стоял и ждал меня за этой дверью.
— Я бы просил вас говорить по-немецки, — по-немецки же начал я сам, но он меня не понял.
Молча я передал ему свой паспорт и документ на карточке из негнущегося картона оливкового цвета, весь утыканный скрепками и исписанный непонятными буковками.
— Ваша виза истекает через три дня, — повертев документы в руках, сказал скользкий тип.
Очки у него были еще довоенной модели, на пол-лица. Подбородок бороздили ржавые рытвины, свидетельства трудного отрочества. Он спросил, не с делегацией ли я приехал.
«Да-да, именно с делегацией, с группой». Веселая была группа, надо сказать, каждый вечер мы пировали в ресторане этого их знаменитого отеля «Астория», и чего только там не было: красная икра, черная икра, осетрина, литры дешевого шампанского — все эти избалованные рожи нажирались буквально до колик!
«Всем привет, ребята», — отсалютовал я ранним утром в тот день, когда мы перед отъездом должны были выставить наши чемоданы в коридоре.
Руководитель группы собирался разбудить нас в пять утра. Но уже в четыре ваш покорный слуга прогуливался с чемоданчиком где-то на окраине города, сопровождаемый свитой из молодых бродячих псов. Похоже, меня-то они и дожидались. Часам к одиннадцати я взглянул на часы и подумал: «Чудненько, теперь они уже в воздухе».
Вот так я и оказался здесь, в гостинице «Октябрьская», воспользовался советом водителя такси, которого звали Игорь и которому так понравились мои часы, что я ему их в конце концов подарил.
— Я индивидуальный турист, — наконец ответил я.
Скользкий тип начал обнюхивать мой паспорт. Да-да, именно так, он поводил носом как хищный зверь. Даже чем пахнет моя виза он учуял. Большим пальцем он приподнял свои огромные очки, глянул на меня из-под них и скороговоркой пробормотал, что формально я пока ничего не нарушил, но уже через три дня обязан буду покинуть страну. Я почувствовал, как по спине у меня градом покатился холодный пот отчаяния. И это он тоже учуял, хищный зверь, но в этом-то и было мое спасение. Он пригласил меня следовать за ним.
Мы исчезли вдвоем за бронированной дверью, прошли по коридорчику и очутились в комнате, полной книг, кип бумаги и разного рода административного хлама. Помещение показалось мне довольно уютным, тут же рядом урчал спиральный обогреватель, раскаленный докрасна. С этого у меня все и началось, с ручки, карандаша, линейки и бумаги.
— Курить будете? — спросил скользкий тип, которого, как выяснилось, звали Иван Иванович.
Я отрицательно помотал головой, соединил вместе ладони рук и крепко прижал их коленями — у меня такая привычка, когда я нервничаю. Он спросил, не против ли я, если он закурит. Через несколько секунд крошечный кабинет весь заволокло сигаретным туманом. Наконец он торжественно объявил: «За продление визы я беру с вас триста долларов» — и посмотрел на меня пристально. — «На сколько вы хотите, на месяц, на полгода? В противном случае вы обязаны покинуть страну».
Я, не раздумывая, согласился, освободил свои руки, зажатые в капкан, и возликовал — такое облегчение я вдруг сразу почувствовал.
— Ваши документы я пока подержу у себя, — спокойным голосом продолжал он. — Завтра, в районе двух часов, все будет готово.
Но с какой виртуозностью он отправил три хрустящие банкноты дяди Сэма в наружный карман своего несколько засаленного пиджака, это надо было видеть!
Едва только процедура закончилась, я спросил у администратора, не подскажет ли он мне, где можно раздобыть рублей. Он заморгал своими блеклыми ресницами, невинно возвел глаза к небу и пропищал фальцетом: «Вот уже который день во всем городе днем с огнем не сыщешь кофе. Кофе! Кто бы мог подумать? Сейчас, похоже, даже рубли стали выдавать по талонам! И все из-за коррупции, по вине этих сволочей…» Я быстро пробормотал, что ничего не смыслю в политике, просто как-то этим не увлекаюсь; птицы, природа, это другое дело, это — моя стихия.
Бюрократическая волокита так затянулась, что, когда я наконец вышел на улицу, то оказалось, что день в полном разгаре. Я решил немного пройтись вдоль Невского проспекта, но не по нему самому, а кружным путем, дворами, что по многим причинам увлекательно. Во-первых, видишь город с другой стороны; во-вторых, все здесь мирно и спокойно; в-третьих, это быстрее, и в-четвертых… Повсюду ужасная вонь, крыс и кошек — видимо-невидимо. Еще надо смотреть под ноги, как бы не поскользнуться и не угодить в яму: в некоторых местах асфальт как после бомбежки. Но тем не менее все чертовски интересно! В киоске я приобрел литровую бутыль водки, после чего плюхнулся на скамейку неподалеку от Казанского собора — это великолепное здание полно высоких архитектурных достоинств, которые еще не все оценены до конца. Галерея колонн перед входом образует таинственный лес бронзовых деревьев с зеленой патиной, своего рода естественное ограждение от ветра.
«Хоп-хе-хе!» — с этим обращенным к себе самому возгласом я сделал первый обжигающий глоток. И сразу же вспомнил об отце, о том, как я все-таки на него похож, ведь он тоже раньше из года в год восклицал: «Хоп-хе-хе!» Настал момент, когда у нас дома в Хаарлеме только и слышно было, что «хоп-хе-хе» с раннего утра до позднего вечера вперемежку с хриплым пением моей матери, которая меня баловала, защищала, в точности как бережет меня сейчас от ветра галерея Казанского собора. «Хоп-хе-хе!» — надо же, вот и второй такой же сыскался!
Маленькая шавочка на поводке подтянула красивую молодую даму в белом осеннем пальто к фонтану и жадно начала лакать воду. Моя супруга предпочитала кошек. Сколько мне пришлось перетаскать вонючего «катсана» на помойку Кеннемерланда — целые вагоны отбросов! Но сам я без ума от маленьких собачек, а маленькие собачки — от меня. «Hela, hondje!»[3]— прокричал я довольно сально. «Нельзя, баловник, тут сплошные бациллы!» — красивая молодая женщина приветливо улыбнулась мне. Я сразу весь растаял и подумал: «А сколько ей лет? Откуда она родом? Как ее зовут?» Я хотел ее об этом расспросить, но она уже ушла. Исчезла. Как та самая чертова проститутка Соня с моим кольцом. Говорят, что в Санкт-Петербурге, этом темном как садовая земля городе, пять миллионов жителей, и поди тут разыщи.
