– Мария, у меня в Приштине есть кафе, приводи клиентов, получишь процент.
* * *
Я ВЫШЛА на дорогу: от всей моей красоты после продажи дома осталась только половина, пятьдесят процентов. Над асфальтом клубился сладкий дух бензина «супер-98», и я вдохнула его, вернув двадцать процентов красоты и сказав про себя: «Твою мать, без труда не вынешь и рыбку из пруда! Семьдесят процентов моей истинной красоты, да еще с улыбкой, запросто танк остановят».
Гусеницы спели под тормоза. Прыгай, Мария, в танк.
– Давай, гони, – крикнула я по-албански.
В танке молодой парень в гражданском, рубаха черная, воротничок белый, волосы кучерявые, на запястьях махровые теннисные напульсники.
– Хелло, – говорит парень.
– О'кей, – спрашиваю, – говорите ли по-английски?
– С рождения, – отвечает парень.
– Вы в танке родились? – начала я, включив свою красоту на все сто.
– Почти, – говорит он.
– Что же это за танк? – продолжаю я.
– Я из него выбросил все ненужное – пушки и снаряды, – объясняет мне парень.
– И кровать есть? – спрашиваю.
– А я издалека еду, – говорит парень.
– Откуда? – спрашиваю.
– Стамбул, я там был. – Это он мне.
– На отдыхе? – интересуюсь.
– Нет, – говорит парень, – на пробах. Больше я спрашивать не решилась. Парень спросил меня:
– Вы в Приштину?
– Да, – говорю.
– На пробы? – Теперь уже он расспрашивает.
– Почти что, – отвечаю.
– Албанка? – спрашивает он.
– Да, албанка.
– А что за пробы?
– Переводчица, работу ищу.
– Может, мне поможете? – спрашивает парень. – Мне переводчик нужен и связи с албанцами.
– Сколько положите, – спрашиваю я, чтобы он от моих услуг сразу отказался.
– Смотря сколько продадим, – говорит он.
– Продадим? А чем торгуете, – спрашиваю, – танковыми кроватями?
– Ими тоже, и еще такими вот танками, турки от них отказались.
Спрашиваю:
– А на кой албанцам танки, если мы уже победили и вернулись в свои дома?
– Так точно, танк этот, – вежливо так объясняет, – теперь уже на службе мира, а не войны. Почва здесь болотистая. А потом, разве крестьянам танк не пригодится, чтобы разрушить до основания то, что уже порушили из домов, или осенью, если воз с дровами в лесном болоте застрянет?
– Боюсь, – говорю, – албанцы опять поставят на ваш танк пушки и снарядами его загрузят.
– Ничуть не сомневаюсь, – говорит парень.
– А Стамбул? – спрашиваю.
– Да это я, чтобы разговор поддержать.
– Вот мы и в Приштине, мне вон на том перекрестке выходить.
– Вы уверены, что вам именно здесь выходить?
– Не очень.
– Перебирайтесь на кровать и постарайтесь точно ответить на мои вопросы.
– Психолог?
– Психиатр.
Молодой психиатр нажал кнопку, и в танке засветился скрытый экран. Появилась его фотография и текст:
Доктор психиатрии Пол Дил
Вашингтон, аллея Мира, контакт О1 956-0 96520
E-mail Alexandria 4./O/VASDIL.SAD
Пол Дил повернулся ко мне, лицо его светилось от радости, как будто он не очень верил в то, что эта его штучка сработает с первого раза. Я спросила, нет ли тут у него и моего имени.
– У меня есть ваше лицо. А вдруг мне ваше имя не понравилось бы, и наше маленькое представление не принесло бы мне такой радости и удовольствия… Люблю демонстрировать свой танк, потому что люди так радуются, когда узнают, на что он способен.
Пол Дил, кто тебя знает, может, ты в душе немножко Пол Пот, мать твою ети, подумала я. Продолжит меня гипнотизировать этими своими экранами, а потом, может, и ебать примется… Случалось со мной такое на заднем сиденье крохотного «фиата», едва сбежала, а потом, когда влезла в «Ладу-1600», – собственность Мило Индюка, – пришлось рукой дверцу придерживать, чтобы успеть вовремя смыться. Со своим парнем Иорданом ездила на велосипеде, и ветер мне юбку по самое не балуйся задирал, поцелуй нас в речку свалил, и смотрел на нас только месяц, в воде отразившийся. Больно не было, но и сладости обещанной тоже не было. Потом все приятнее становилось, а когда стало всего слаще, Иордан от меня сбежал…
Пол Дил? Хороший парень, но в танке – нет, Мария, пошел он на хуй.
Пол Дил. Новая кнопка и длинные пальцы. Крыша железного танка поднялась, совсем как ворота гаража в доме 5, улица Джуры Салая, поселок Штрпци.
– Танк-кабриолет, – говорю я со смехом. Потому что над нами открылось прекрасное июньское лето, в высоте которого беспорядочно, не соблюдая правил движения, неслись облака.
– Знаете ли вы, – сказал он, – что сегодня по дорогам Косово передвигается свыше шестисот тысяч автомобилей?
– А на небе, – спрашиваю? Он говорит:
– Скоро наших «апапчей» будет больше, чем облаков.
Я подошла к кровати.
– Прилягте, – почти приказал мне Пол Дил.
– Хорошо, – говорю, – хватит этих игрушек со мной и с танком-кроватью.
– Прилягте, прошу вас, – опять принялся Пол Дил.
Я ему уже серьезно:
– Знаете что, мистер Пол Дил, нет у меня желания участвовать в ваших экспериментах.
Он спокойно отвечает:
– Без труда не вынешь и рыбку из пруда…
– Мы тоже так говорим! – воскликнула я. – Кто – мы?
– Мы, сербы.
– Не вздумайте стесняться этого.
– Что я сербка?
– Нет, слабости своей воли, от нее страдает весь мир и многие народы. И чтобы перейти к вашим проблемам, уважаемая госпожа, я готовился к этой поездке. Ваш ученый Иован Цвий-ич, говоря о силе воли, написал, что самые умные сербские интеллигенты, люди искусства, настолько ленивы и слабовольны, что не могут толком даже одно дело как следует закончить.
– Вы это говорите, чтобы я собрала волю в кулак и легла в кровать, а если у меня ее не хватит, то вы получите лишнее доказательство правоты Цвийича.
– Поймите, что я – доктор психиатрии и прибыл сюда, чтобы помогать не только сербам, но и солдатам и генералам КФОРа. Потому танк и оборудован как «скорая помощь», в первую очередь для сербов, албанцев, цыган, турок, горанцев…
– А вы и про горанцев слышали?
