Стал я лихорадочно рыться в карманах, нашёл неожиданно двадцатикопеечную монету. Жалко, конечно, но вряд ли на неё что-то здесь удастся купить!
Бросил. Секунду ждём… две… три… пять… десять секунд ждём! Никакого звука.
— Ну что ж, — слышу Гагин голос, — надо лезть!
Связали мы вместе наши верёвки, двойным морским, один конец вокруг меня обмотали, другим Гага обвязался.
— Ну всё, — говорит, — я нырнул.
Как трудно было его держать! Не знал я, что он таким тяжёлым окажется. Сначала, на краю обрыва лёжа, я ещё видел его внизу, светя фонариком, потом уже — всё: свет фонарика внизу есть, но Гаги в нём нет! Потом уже и верёвка вся кончилась. Висит Гага где-то там, далеко внизу, и почему-то молчит.
— Ну что… есть что-нибудь? — не выдержав, кричу.
— Нет. Пока ничего, — Гагин голос доносится снизу.
«Ужас, — думаю, — как же я его теперь вверх буду тащить?»
— Ну что? — кричу.
— Верёвки не хватает! — доносится Гагин голос. — Надо прыгать.
— Куда прыгать-то? — говорю. — Ты знаешь хоть, сколько тебе метров ещё лететь?
И чувствую вдруг, верёвка ослабла! Ну всё!
Зажмурился, — думаю, сейчас шмякнется!! Секунду зажмурившись лежал… две… пять! И снова ничего, полная тишина!
— Эй! — решившись, наконец, спрашиваю. — Ты как?
Долгая тишина, потом вдруг:
— Нормально! — спокойный Гагин голос.
— Что там? — спрашиваю.
— Вода. В воде оказался.
— Глубоко?
— Да нет, не очень. Примерно по шейку, — спокойный Гагин голос раздаётся. — Ну спускайся, дальше нужно идти.
«Спускайся!» Думаю: «Сейчас спущусь».
Осветил фонариком стены, вижу вдруг: сбоку железный крюк вбит. Почему-то испугало меня это: значит, какие-то люди тут проходили.
Привязал я к крюку верёвку, начал спускаться. Ладони об верёвку разгорячились, а самому холодно, весь дрожу. И представляю ещё, как в холодной воде окажусь!
Вот кончилась верёвка, повисел я, ногами болтая, и прыгнул.
Долго, мне показалось, летел, фонарик кверху подняв; потом свет фонарика исчез, — это я с головой в воду ушёл. Вынырнул, отфыркиваясь, встал. Посветил, — действительно, вода, с фонарика каплет, расходятся круги. Но холодная не очень.
— Ну что? — где-то рядом вдруг Гагин голос. — Удачно?
Стал я быстро шарить по сторонам фонариком, гляжу: стоит, вытянувшись, у самой стены, но лицо спокойное.
— Ну что дальше? — говорю я, ладонью лицо вытирая.
— Ясно что, — Гага говорит, — дальше пойдём.
— Пойдём! — говорю. — А вдруг глубже дальше будет?
— Тогда поплывём, — спокойно Гага говорит. «Поплывём!» Но сколько придётся плыть — вот вопрос!
Конечно, мне приходилось ночью плавать, но там хоть было известно, что где-то точно есть берег, а тут неизвестно, есть ли что-нибудь там, в темноте!
— Ну, я уже отдохнул, — Гага говорит. — Догоняй! Взял у меня фонарик, с поднятым фонариком медленно вперёд пошёл, подняв над водой подбородок.
Потрясающий всё-таки он человек! «Отдохнул!» Замечательные здесь условия для отдыха!
Снова обступила темнота и тишина. Только впереди окружённая светом тёмная Гагина голова удаляется. Сначала спокойно двигалась, потом вижу, как-то странно дёргаться стала!
— Ты что?! — кричу.
Тишина долгая, потом доносится оттуда:
— Нь мг грть!
— Почему?..
— Фнрк в рт!
— …Ты что, плывёшь, что ли?
— …….Д.
— Сейчас! — говорю.
Бросился за ним, пошёл в воде, потом тоже поплыл. Догнал плывущего Гагу, посмотрел. Если бы он вдруг тут неожиданно мне навстречу попался, точно бы я от страха умер! Широко раскрытый рот, глаза от этого, как у ненормального, и изо рта яркий свет идёт!
Повернулся ко мне, кивнул. Дальше поплыли.
Долго плыли. Незаметно для Гаги, на ходу, ногу опустишь — дна нет! И главное, какая-то страшная мысль подкрадывается: «Что это? Где это мы так долго с Гагой плывём?.. Неужели может быть такой большой подвал?!»
И главное, время здесь совершенно не ощущается, то ли пять минут плывём, то ли час! Гага вдруг поворачивается ко мне:
— Н мг блш — взм фнрь!
Поплыл я к нему из последних сил, чтобы взять у него изо рта фонарь, вдруг боль почувствовал, коленом о что-то твёрдое ударился. Быстро схватил руками: что-то железное, круглое, ребристое, вроде люк, а вокруг по-прежнему глубоко. Встал я на этот люк, примерно по пояс из воды вылез. Гага ко мне подплыл, встал рядом, тяжело дыша. Вокруг абсолютная тишина, только капли с нас падают, щёлкают, и больше ни звука. Стали смотреть по сторонам: тьма, ничего нет!
— Ну что… вперёд? — Гага говорит.
— Вперёд! — говорю.
Какое-то вдруг ликованье меня охватило! «Всё равно, — думаю, — если даже утонем здесь, всё равно не испугались, плыли сколько могли!»
Плюхнулся я в воду за Гагой, поплыл. Слёзы текут по щекам и одновременно какое-то ликованье!
Плыву с фонариком во рту, и если бы не фонарик, наверно, стал бы кричать что-нибудь!
Долго ещё так плыли. Луч фонарика болтается по сторонам, иногда вдруг голову Гаги осветит, иногда затеряется в темноте. Вдруг вижу: в луче фонарика чьи-то ноги.
Лёг я на спину в воде, поднял фонарик, стал светить. Вижу, Гага стоит над водой, на каком-то карнизе, рукой за стену держась. Протянул он мне одну руку, я влез. Отдышался, потом только обернулся, во тьму посмотрел, которую мы преодолели…
Да-а-а… А говорил ещё, совсем недавно, что ничего такого нет, что могло бы меня потрясти!
Стали светить фонарём вверх, высоко уходит стена! А вот и потолок, смутно виднеется, в слабом свете. Повёл я свет вдоль него и вижу вдруг тёмный квадрат! Провал! Коридор! Примерно на той высоте, с которой мы спустились сюда. Только не добраться туда никак!
А если обратно поплыть, вряд ли мы из воды до верёвки допрыгнем! Стоим, молчим. Гага вдруг говорит:
— Хочешь конфетку?
— А у тебя разве есть? — я удивился.
— Конечно! — Гага говорит.
Взял я у него карамельку липкую и чувствую вдруг, снова слёзы: так я растрогался от его заботы!
Стали нарочно громко чавкать, чтобы тишину нарушить.
— Ну… отдохнул? — неожиданно Гага спрашивает.
— Отдохнул!
