Леди Чернопруд
Далеко-далеко оттуда, глубоко под землей, в огненной пещере два гигантских лоснящихся пурпурных червя высунули головы из напластований зловонной грязи, древних, как сам мир.
Больший из них — почти четырех метров длиной — был поистине чудовищен. Звали его Грозный Слизень.
Имя меньшего было Полоз Норный.
Вся пещера была заполнена кошмарными, гротескными тварями. Некоторые выглядели как испеченный из грязи пиллсберовский мальчик-пончик,[1]другие смахивали на пауков и червей, а третьи вообще не походили ни на одно существо, доступное человеческому воображению. «Скользкие гоблины», как ласково называл их Грозный. Он сотворил их из праха земного и слизи собственного тела, а затем вдохнул в них жизнь. Теперь они составляли ядро его армии.
Высоко в воздух вознес Грозный свою голову. То был волшебный червь, обладавший невероятным могуществом. Подобно башне, возвышался он над меньшим товарищем. Правда, он страдал астмой, еще больше усугублявшейся из-за клубившихся в пещере сернистых паров, и теперь жадно хватал ротовым отверстием воздух.
Внезапно его глубокий голос загремел под сводами каверны:
— Пребудь со мною, Полоз, ибо я есмь твой отец!
Полоз Норный в ужасе скорчился на скальном полу пещеры.
— Неееет! — возопил он, словно слова эти исторглись с самого дна его души.
— Загляни в свои сердца, Полоз, — приказал Слизень. — Все девять тебе подтвердят, что это правда.
— Неееет, — возрыдал снова Норный. — Это не может быть правдой!
— Спроси свои чувства…
— Но у червей НЕ БЫВАЕТ отцов… — запротестовал Полоз.
Он был еще совсем молод; мировоззрение его едва сформировалось, но ЭТО, по крайней мере, он знал точно.
Грозный Слизень сипло втянул воздух и обдал Полоза брызгами слюны.
— Я тебе больше чем отец! — взревел он.
Трубный этот глас заставил юнца замолчать.
Слизень же перевернулся на бок, демонстрируя кольцо страшного алого шрама, рассекавшего его тело надвое.
— Когда-то ты был всего лишь моим хвостом. Я расчленил себя, чтобы дать тебе жизнь, и теперь моя боль требует возмещения. Приди ко мне! Такова твоя судьба. Мы встанем во главе армии скользких гоблинов и покорим весь мир!
— А что, если я не хочу покорять мир? — съежившись, забормотал Полоз Норный. — Я хочу сказать — можно я просто буду хорошим сыном? Или мне теперь тоже нужно стать чокнутым тираном, как ты?
— Узри же! — ревел между тем Грозный Слизень, указуя мордой в сторону боковой пещеры. — Наши рабы уже трудятся не покладая… себя.
Полоз Норный содрогнулся от ужаса. Он робко вытянулся… потом еще немного вытянулся, чтобы, не сползая с места, заглянуть за угол, в темный коридор. От увиденного дрожь прокатилась по всей его пищеварительной системе.
За углом пещера расширялась, обрамляя громадную яму. Стены ее вздымались высоко-высоко вверх, где круглое жерло распахивалось прямо в открытое небо.
По периметру провала, словно винтовая лестница, вилась и вилась вниз тропинка.
Яма зияла глубиной в милю, если не больше, но и там не заканчивалась, а тонула в сплошной тьме.
И вдоль всей тропинки, сколько хватало глаз, теснились тени. То были мыши, крошечные бурые мыши; иногда в общей массе мелькали их белые лапки и хвостики. Все они мелкими прыжками, как одна, спускались вниз и вниз, во тьму. Глазки у некоторых были совершенно стеклянные, словно у лунатиков. Другие же… о, другие шли, несмотря на то, что плоть их уже почти сгнила и мелкие белые косточки торчали наружу. Это были зомби — мыши, что шли, повинуясь приказам, даже в смерти.
И на ходу мыши, живые вместе с мертвыми, пели:
Роем, роем и копаем,
Язвой почву изгрызаем.
Словно гномы, роем ход;
И когда он приведет,
Под суглинком, под корнями,
Под железными костями,
В глубину, где вечный пламень
Плавит в лаву даже камень,
Пепла тучи над землей
Встанут, как мушиный рой.
— Что ты делаешь? — Полоз в ужасе воззрился на Грозного Слизня. — Зачем тебе нужно, чтобы армия мышей раскопала вулкан?
Слизень снова засипел и захрюкал, а затем издал низкий, чрезвычайно флегматичный хохот.
— Грррро-хо-хо! — сказал он, словно какой-нибудь адский Санта-Клаус.
* * *
В этот самый момент на заднем дворе неподалеку от Бенова дома, на газоне, сидела стайка мышей, совещавшихся о том, как именно они будут завоевывать мир. И надо же такому случиться, что Латония Пумперникель как раз в этот самый момент выглянула из окна.
Она, собственно, искала свою кошку Домино. В ночи до нее, помнится, доносились тоскливые кошачьи вопли, после чего их источник необъяснимым образом куда-то делся.
Тут ей на глаза попалась хорошо вооруженная банда на газоне, и миссис Пумперникель поняла, что Домино никуда не делась — ее дели! Выставили, изгнали с собственной территории! И хорошо, если не съели!
— Боже милостивый! — фыркнула она. — Этого еще мне не хватало! Да там целая мышиная армия!
Миссис Пумперникель уже стукнуло восемьдесят девять, и на своем веку она перевидала немало странных вещей, но шайка кровожадных грызунов была, пожалуй, самой из ряда вон выходящей.
Окружающие считали, что у миссис Пумперникель не все дома. В бытность свою в Мексике, в городке Тако-Фео, как-то раз после полудня (была еще сильная гроза с крупным градом) она увидала, как с неба рухнул ангел с переломанным крылом. Ангел оказался тетенькой средних лет, приземистой и немалой окружности. Удар молнии сшиб ее влет, основательно подпалив перья — а они были белые и коричневые, с сине-зелеными глазками на концах, как у павлина.
Местные женщины ходили за ангелом, кормили его тортильями с орхидеевым нектаром и в конце концов поставили обратно на крыло.
Когда ангел улетел, пошли слухи, что он отправился прямиком на небеса, прихватив с собой все молитвы горожан, и, что интересно, за прошедший после этого год все старухи в Тако-Фео стали молодыми и красивыми, все лысые мужчины обзавелись дивной шевелюрой, а черные бобы дали самый большой за всю историю урожай.
Переехав в Орегон, Латония принялась активно общаться с соседями и всем рассказывать про ангела. Так что неудивительно, что теперь при виде ее люди шептались: «А, это Латония, у нее всякой дури в голове больше, чем на летней распродаже».
