Существует мнение, что представителями фелипитеков могут также оказаться некоторые виды животных, о которых еще не собраны серьезные научные данные (например, известный по легендам и устным сообщениям тибетский снежный человек, или Йети, и мифический североамериканский Сасквотч Большая нога).
Достоверные сведения о существовании Felipithecus trollius получены только в 1907 году, когда на биологический факультет Императорского университета в Хельсинки были доставлены обнаруженные учеными останки взрослого тролля. К тому времени некоторые особенности троллей уже были описаны в таких фольклорных текстах, как «Калевала», но, несмотря на частые упоминания этих животных, в научной среде они считались сказочными. Материалом для легенд, очевидно, служили происходившие время от времени встречи с детенышами троллей и гномов. Этот взгляд поддерживается теорией, согласно которой тролли обычно бросают слишком крупных детенышей.
Тролли обладают удивительной способностью сливаться с окружающей средой, живут в труднодоступных местах, испытывают панический страх перед людьми, передвигаются очень тихо и исключительно ночью, зимуют в пещерах и не оставляют следов на снегу. Все это, вместе взятое, объясняет причину столь позднего их обнаружения. В истории зоологии тролли занимают примерно такое же место, как окапи, открытые наукой лишь в 1900 г., комодский варан (1912) и гигантские панды (1937). Обо всех этих животных существовало множество устных преданий и свидетельств аборигенов, но наука долгое время считала их легендами и мифами. В этой связи стоит вспомнить, что на нашей планете живет примерно 14 миллионов видов животных, из которых изучены и классифицированы всего 1,7 миллиона, то есть менее 15 %. Неизвестные прежде науке довольно крупные парнокопытные (Meganuntiacus vuquangensis. Pseudoryx nghetinhensis) найдены лишь в 1994 году…
АНГЕЛ
Я стучу по компьютеру и время от времени заглядываю в спальню. Чертовски хорошая идея пришла в мою пьяную голову — притащить трогательного брошенного дикого зверька к себе домой. Когда вырастет, он может стать двухметровым зверем.
Но при всем при том даже на трезвую голову видно, что в зверьке есть какое-то удивительное обаяние. Может быть, это мой профессиональный взгляд так остро реагирует на его изящество?
Может быть, стоит мне увидеть что-то красивое, как я уже мечтаю овладеть им? С помощью фотокамеры, глаз или рук. Или просто заперев дверь.
Даже если я не знаю, что мне с ним делать.
Но мне никуда не деться, ведь он еще малыш. И нездоров. И слаб. И всеми брошен.
Я уже распечатал из Интернета кучу разных материалов, от которых, кажется, нет никакой пользы. Я возвращаюсь к «зоологии» и нахожу ссылку «эволюция».
Узнаю, что при конвергентном сходстве разные виды, напоминая друг друга, лишены генетической близости. Хорошим примером являются акула, ихтиозавр и дельфин, произошедшие в результате эволюции позвоночных различных классов: акула — от рыб, ихтиозавр — от вымерших пресмыкающихся, а дельфин от наземных млекопитающих. И тем не менее все они превратились в похожие друг на друга извивающиеся хвостатые существа, которые относятся к одной экологической группе обитающих в океане хищников. Аналогичных примеров много: не умеющие летать птицы, такие как эму, страусы и моа или, например, такие земноводные, как тюлени, морские львы и сирены.
Черт побери, я получил столько информации! По ходу конвергентной эволюции под влиянием погодных и природных условий животные, обитающие далеко друг от друга и относящиеся к совершенно разным видам, могут обрести сходное физическое строение. Примерами конвергентной эволюции являются, с одной стороны, тролли и лемуры из юго-восточной Азии, происходящие от маленького древесного зверька, слегка напоминающего енота или куницу, а с другой стороны — обезьяны и гоминиды, происходящие от млекопитающих, которые являются их общими предками. И те, и другие заполнили одну и ту же экологическую нишу, а хождение на двух ногах и ловкость пальцев обеспечили продолжение вида…
И все это для меня совершенно бесполезно.
Я смотрю на компьютер. Это всего лишь машина.
Придется придумать что-нибудь другое.
Могу себе представить, как заливается телефон у доктора Спайдермена. То есть у Йори Паукайнена, моего экс-любовника, которого называют Паук-паукайненом, потому что когда он волнуется, всегда начинает заикаться. К тому же его прозвали господином Спайдерменом.
Он снимает трубку только после восьмого гудка, голос звучит раздраженно.
Я пробую фразы типа «Как поживаешь?», хотя прекрасно понимаю, что на этом долго не продержаться.
— Милый Ангел, златовласый Керубино, — он говорит с издевкой, чуть в нос, — ты недавно турнул меня под зад в благодарность за почти двухмесячную нежную любовь. Так что я несколько удивлен твоим звонком. И особенно временем суток, которое ты для этого выбрал.
Я что-то бормочу о том, что мы вроде договорились остаться друзьями.
— А я уж подумал, что тебя мама уговорила. Она ведь, наверное, всегда мечтала, чтобы ты закрутил с настоящим доктором? — говорит Спайдер, заставляя меня покраснеть. Затем его тон меняется, теперь он почти заинтересован.
— Так тебе не удалось подцепить его на крючок? Или все же удалось?
Я понимаю, что этот звонок был ужасной ошибкой, а Паук безжалостно продолжает:
— Ты глядел на меня своими большими голубыми глазами и все твердил мне, что я не твой тип, что я не тот, что ты причинишь мне боль, если мы будем продолжать встречаться, ведь ты не можешь вполне разделить мои чувства. И при этом постоянно говорил о нем.
Неужели действительно говорил? Вот черт побери. Может быть, так и было. Мне могло казаться, что заговаривая о нем и как будто случайно повторяя его имя, я устанавливаю между нами какую-то связь.
— Ты будто пробовал его имя на вкус. Мартти, Мартти, Мартти то и Мартти се, разве это делалось не для того, чтобы вытеснить меня? И вообще все твои изящные разговоры ясно давали понять: ты хочешь избавиться от меня, стать свободным, чтобы твой кумир дал тебе зеленый свет. Разве не так?
Я молчу. Что мне еще остается?
— Ну так какое у тебя дело?
Я прочищаю горло. Это нелегко.
— Что тебе известно о троллях?
Из трубки доносится сатанинский смех.
— Золотко мое, теперь ты должен позволить мне проявить любопытство. Ты что, готовишь школьный спектакль?
Я лепечу что-то бессмысленное о заключенном мною пари.
— Что они едят? — наконец спрашиваю я беспомощно и чувствую, как мое смущенное молчание вливается в уши Слайдера.
— Ты звонишь высокооплачиваемому ветеринару воскресным утром в половине девятого, спрашивая, что едят тролли? — взрывается он.
Я знаю, что Паук при случае бывает страшно язвительным, но упустить возможность продемонстрировать свои познания он не способен. Я угадал. В трубке уже звучат знакомые лекторские интонации.
