Он тоже не любил эту страну, ее промозглую погоду, угрюмую покорность жителей, необузданную наглость завоевателей. Накинув на голову капюшон плаща, франк погрузился в дрему. Он увидел себя идущим через фруктовый сад, виноградники, душистые лужайки, гудящие от множества пчел. Вот он вошел в особняк, ступая по прохладному, выложенному плиткой полу, потом в комнату, где в очаге пылают обрезки виноградной лозы. Навстречу ему, отложив в сторону рукоделие, поднимается улыбающаяся жена. Дети бросаются к нему, визжа от восторга, вызванного его чудесным возвращением.
II
Их пути пересеклись прошлой осенью на перевале Сен-Бернар[3]в Альпах. Франк под именем Валлон путешествовал пешком, продав свою лошадь и доспехи в Лионе. Начав спуск в сторону Италии, он вскоре встретил группу паломников и купцов, которые взволнованно оглядывались на грозовые тучи, собирающиеся на юге. Луч солнца осветил очертания летней пастушьей сторожки, расположенной в узком ущелье ниже в долине. До нее было как раз столько, сколько он мог одолеть до наступления ночи. Франк прошел менее половины пути, когда тучи совсем заслонили солнце. Резко похолодало, легкий поначалу ветерок быстро перерос в мощные шквалы, осыпающие землю градом. Он с трудом пробирался сквозь бурю, прижимая подбородок к груди. Постепенно град сменился снегом, а день уступил место ночи. Путник сбивался с пути, спотыкался о камни, с трудом преодолевая сугробы.
Выбравшись на относительно ровную местность, он почувствовал легкий запах дыма. Должно быть, ветер дул со стороны пастушьей времянки в ущелье слева от него. Он с трудом продвигался вперед, все медленнее, нащупывая мечом путь, пока нечто более темное, чем окружающая мгла, не преградило ему дорогу. Это была хижина, наполовину занесенная снегом. На ощупь обогнув стены, он нашел дверь, расположенную с подветренной стороны строения. Франк толкнул ее и, пошатываясь, вошел в задымленное помещение.
Человек, сидевший у огня в дальнем углу, вскочил на ноги.
— Пожалуйста, не убивайте нас!
Валлон рассмотрел сквозь дым долговязого паренька, который смотрел на него широко открытыми глазами. Во тьме позади него беспокойно ворочался спящий.
— Не бойся, — угрюмо произнес Валлон, возвращая меч в ножны. Затем он плотно закрыл дверь, стряхнул снег с одежды и, сгорбившись, сел возле костра.
— Умоляю простить меня, — заикаясь, начал молодой человек. — Мои нервы на пределе. Эта буря…
Человек, лежащий в углу, пробормотал что-то на неизвестном Валлону языке.
Юноша тотчас поспешил к нему.
Валлон подбросил в огонь пару кусков высушенного навоза и потер руки, чувствуя, как тепло разливается по телу. Прислонившись к стене, он принялся грызть корку хлеба.
Сквозняк раскачивал светильник, висящий над парой незнакомцев в углу. Лежащий мужчина уже не спал. Его хриплое дыхание было похоже на работу прохудившихся кузнечных мехов.
Валлон сделал большой глоток вина и поморщился.
— Твой спутник болен.
Глаза молодого человека заблестели от слез.
— Мой господин умирает.
Валлон перестал жевать.
— Это ведь не чума, правда?
— Нет, сэр. Я подозреваю, что это рак. Моему господину нездоровится с тех пор, как мы покинули Рим. А сегодня утром он почувствовал такую слабость, что не смог сесть на мула. Наши попутчики ушли далеко вперед. Мой господин настаивал, чтобы мы продолжили путь, но потом нас застала буря, а слуга сбежал.
Выплюнув кислое вино, Валлон подошел ближе. Не было сомнения в том, что до рассвета старец упокоится навеки. Какие события оставили свой след на этом лице? Смуглая кожа, туго обтягивающая широкие скулы, орлиный нос, один темный глаз наполовину прикрыт веком, на месте другого грубый шрам. А его одежда добавляла экзотичности облику: шелковый кафтан, застегнутый на продолговатые пуговицы слоновой кости, панталоны, заправленные в лайковые сапоги, накидка собольего меха, который, должно быть, стоит больше, чем кольцо, сверкающее на его костлявой руке.
Черный глаз остановился на Валлоне. Тонкие губы широко раскрылись.
— Ты пришел.
Валлону стало не по себе. Вероятно, старик вообразил, что к нему явился призрак смерти, чтобы забрать его в последний путь.
— Вы ошиблись. Я всего лишь путник, укрывающийся здесь от непогоды.
Умирающий смиренно принял его слова.
— Паломник, направляющийся в Иерусалим.
— Я иду в Константинополь наниматься в гвардию императора. Если буду проходить через Рим, поставлю свечу в соборе Святого Петра за упокой вашей души.
— Наемник, — произнес старик. — Хорошо, хорошо. — Он что-то пробормотал по-гречески, отчего юноша бросил на Валлона пристальный взгляд.
Тяжело дыша, старик нащупал что-то под накидкой, а затем вытащил мягкую кожаную папку. Сунув ее в руку своему спутнику и видя его нежелание принять ее, больной сжал пальцы юноши своими и назидательно заговорил. Прежде чем ответить, парень снова взглянул на Валлона. Было ли это обещание или клятва, неизвестно, но ответ, видимо, устроил старца. Его рука упала, а единственный глаз закрылся.
— Он умирает, — чуть слышно вымолвил парень.
Внезапно старик открыл глаз, остановив взгляд на Валлоне, и что-то еле слышно прошептал. Затем он устремил взор вверх, в дали, недоступные смертным, а когда Валлон вновь на него посмотрел, глаз незнакомца уже был закрыт.
Повисла тягостная тишина.
— Что он сказал?
— Не знаю, — всхлипывая, пробормотал парень. — Что-то о тайне рек.
Валлон перекрестился.
— Кем он был?
Юноша заговорил, шмыгая носом:
— Косьма из Византии по прозвищу Монофтальмос — «Одноглазый».
— Священник?
— Философ, географ и дипломат. Величайший исследователь нашего времени. Он плавал по Нилу к пирамиде в Гизе, исследовал храм в Петре, читал рукописи из Пергамской библиотеки[4], подаренные Марком Антонием царице Клеопатре. Он побывал на лазуритовых шахтах в Персии, участвовал в охоте на единорогов на Аравийском полуострове, видел рощи гвоздичного дерева и перечные плантации в Индии.
— Ты тоже грек?
— Да, сэр. Из Сиракуз, с Сицилии.
Усталость взяла верх над любопытством Валлона. Костер почти потух. Закутавшись в плащ, он лег на грязный пол. Сон не приходил. Сицилиец монотонно читал заупокойную молитву под аккомпанемент завывающего снаружи ветра.
