— Потому что мы можем творить наше будущее, — ответила маленькая хорьчиха. — Потому что будущего еще не было, а прошлое — было.
— Хорьки-философы говорят, что можно.
— Я хочу стать хорьком-философом, — сказал Джимкин.
Какие тропинки выберут себе ее щенята, учительница сказать не могла. Каждый хорек — создание волшебное.
Эта ночь запустила в небо девять ракетных корабликов в девять новых «завтра». И в каждом из девяти сидел малыш со своей собственной звездой, которая навсегда будет его другом.
Глава 3
Ко времени прибытия Хорьчихи Трилистник деревенский клуб был полон хорьков-фермеров. Она обещала поведать им тайну кукурузных полей, и каждый желал ее услышать.
В зале стало тихо, когда сыщица прошла на сцену, украшенную выполненными пером и пастелью рисунками с изображением сухой кукурузы, тыквы и кабачков. В середине сцены располагался стол, залитый льющимся с потолка светом.
Трилистник поставила на стол плетеную коробку. Ее прикрывала крышка, но четыре медных замка не были застегнуты. На коробку падал яркий свет. Шепот прошелестел по толпе: что в коробке?
Сыщица взяла в лапу микрофон, и шепот стих.
— Спасибо, джентльфериты, — произнесла она ясным, твердым голосом опытного детектива. — Дело о Таинственных Рисунках — задача в высшей степени увлекательная и сложная.
Она сделала паузу, обводя взглядом присутствующих от мордочки к мордочке: разные оттенки шкурок и масок, глаза, устремленные на нее, словно на иллюзиониста, готового показать фокус.
— Помогите проверить мое решение, ответив на несколько вопросов.
Мгновенно ее слушатели превратились из наблюдателей в участников игры «Угадай-ка!». «Помогите проверить мое решение» — было типичным приемом сыщицы Трилистник, превращавшим ее клиентов в детективов, участников расследования.
— Нет ли на расстоянии примерно тысячи лап от полей, на которых появились изображения, — начала Трилистник, — каких-либо ручьев или речек?
Усики и маски закивали в знак согласия. Действительно, недалеко от каждого поля, где были обнаружены рисунки, протекает речка, не большая, не маленькая — средняя.
— Если стать лицом к северу, правда ли, что речка всегда протекает слева от поля и никогда — справа?
Вдумчивые кивки. Да, это так.
— Появляется ли рисунок после туманной или дождливой ночи или в ночь, после которой находят рисунок, небо бывает ясным?
Клиенты молча обдумывают ответ, затем, посоветовавшись друг с другом взглядами, кивают, и чей-то голос с общего согласия произносит:
— Каждая ночь перед появлением изображения была ясной.
Трилистник кивнула в знак благодарности за помощь.
— Был ли последний сезон особенно урожайным? Или этот год был трудным для фермеров?
В толпе заискрились смешки. Никоим образом нельзя назвать прошедший год трудным для сельского хозяйства. Они, конечно, от рассвета до сумерек трудились на своих ухоженных полях, но этот год был особенно урожайным.
— Кто-нибудь узнает это? — Сыщица показала фетровый диск, похожий на берет, размером с пол-лапы.
Удивленный возглас из четвертого ряда:
— О, я нашел такой же! На моем поле, расположенном на вершине холма, около апрельского рисунка!
— Ясно, — подтвердила сыщица. — Благодарю вас, джентльфериты, это была замечательная загадка. Польщена тем, что вы пригласили именно меня, чтобы разгадать ее. Ваши таинственные узоры, ваши рисунки из кукурузных стеблей — работа прибывших сюда парижских художников-мышей.
В толпе молчание. Лапы поглаживают усы, точно так же как это делает сыщица.
Если есть в расследовании самый счастливый момент, то он наступил сейчас, когда решение объявлено клиентам и можно наблюдать, как в лучах очевидности тает их недоверие.
— В стеблях кукурузы имеются соединения железа. Когда стебли попадают в магнитное поле, — объяснила Хорьчиха Трилистник, — они прочно связываются с тем покрытием, которым пользуются художники, — льняным маслом. А те привыкли работать на левом берегу реки их любимого города — Парижа. Ясное небо и свет полной луны необходимы, чтобы внедрить в творческие головы сумасбродную идею, иначе они до нее не додумаются. Конечно, следовало ожидать, что кто-то из множества путешественников обязательно потеряет шляпу.
— Но, мисс Трилистник, чем привлекли их наши поля и кукурузные стебли? Если образы приходят к ним при полнолунии, то у них дома что ли полнолуния не бывает?»
Сыщица кивнула:
— Это хороший вопрос. Однако не образы приходят к художникам, а наоборот: художники — к образам. Ваша кукуруза — это их холст. Ваша богатая, плодородная земля видоизменялась в течение многих столетий. Окислы железа разлагались в интенсивных магнитных полях.
Мыши не создавали рисунков, но угадали их чутьем. При помощи своего масла они освободили кукурузные стебли, и те образовали рисунок, повинуясь электрическим разрядам далекого прошлого.
Снова вопрос из аудитории:
— Как мыши могли узнать о существовании рисунков, мисс Трилистник, если мы никогда не догадывались, что они у нас есть?
— Но это мыши-художники, — ответила сыщица. — Они чувствуют малейшие токи, чего мы, остальные, чувствовать не можем. Посмотрите на бабочек, которые перелетают с места на место; их побуждения неведомы им самим. Но эти чуткие создания приземляются на ваших полях, потому что здесь — произведения искусства.
— Но постойте, ведь там могут быть и другие рисунки, еще не найденные!
— Да, весьма возможно.
— Мисс Трилистник, а что они означают? Юная сыщица нахмурилась:
— Вы попросили меня разгадать тайну появления рисунков на ваших полях, — возразила она. — Сказать, что заставляет стебли ложиться определенным образом, кто побывал на полях и почему. Значение рисунков — это совсем другая тайна, и я ее еще не раскрыла. Но клянусь кончиком хвоста, кое-какие соображения у меня есть. Подозреваю, что рисунки — это послания древних с целью напомнить нам о чем-то крайне важном.
— Напомнить нам?
— Что говорят хорьки-философы? Мы знаем лишь то, что уже известно. Ничто не узнается вновь, все только вспоминается.
Из середины толпы спросили:
— Есть ли доказательства правильности вашей гипотезы о том, что мыши-художники — из Парижа? Допустим, вы правы насчет левого берега, но почему именно Сены? Ваши аргументы несколько притянуты за уши...
Картина, которая пронеслась в сознании, пока Трилистник, закрыв глаза, держала в лапах беретик, была свежа в памяти. Будто она очутилась в другом месте — в доме, который был студией мышей-художников, а его хозяин во французском кепи — их лидером.
