— Никуда его не пускай, — сказал он часовому. — Коста, Спиро, пошли со мной.
— Но как мы найдем Богородицу без него?
— Я знаю, где она.
Пока они спускались по труднопроходимому склону, до них все еще долетали возражения священника; затем его голос затих. Деревья вырастали перед ними и исчезали в темноте; они преодолели низкую каменную ограду. Между пещерой и церковью не было тропинки, но люди легко находили дорогу даже в безлунную ночь. У себя за спиной Элиас слышал тяжелые шаги старого Спиро, но поступь Косты было невозможно различить, хоть он и находился всего в нескольких ярдах. Все считали, что Элиас рехнулся, взяв в отряд Косту, но ему-то было виднее. Мало кого удавалось обучить бесшумно двигаться, передавать сложные сообщения с помощью условных сигналов, убивать не колеблясь. Элиасу было странно, что он стал учителем, сам едва овладев этими навыками, но Коста был способный ученик. Почему-то именно парии всегда оказываются лучшими.
Стаматис Маврудас был крупнейшим торговцем в Катарини и дельцом черного рынка. Его подозревали в сотрудничестве с немцами. Поэтому Коста, его сын, не пользовался доверием, хоть его и терпели за присущее ему чувство юмора. Для Элиаса это ровным счетом ничего не значило: организация повстанческого движения требовала компромиссов. Юноша вскоре привязался к нему, тем более что его родной отец почти отрекся от него: глупо идти в партизаны, если на войне можно заработать неплохие деньги. Сейчас Косту и Элиаса уже почти невозможно было увидеть врозь. Отвергнутый семьей, не имеющий друзей, Коста казался равнодушным к смерти товарищей и слишком готовым убивать, когда того требовала ситуация. И в то же время он был дисциплинирован, мог выполнять труднейшие задания оперативно и хладнокровно. Элиасу хватило бы десятка таких бойцов, как Коста.
Довольно быстро они поднялись по склону небольшого холма, на котором стояла церковь, и на четвереньках поползли к северной стене церковного дворика. Старинное каменное здание горело изнутри. Языки пламени яростно бились о закопченные витражи. Слышался треск горящего дерева, в холодном воздухе разносился запах гари. Во дворе, застегивая на ходу каски и передергивая затворы винтовок, суетилось около дюжины немецких солдат; похоже, они появились за несколько минут до партизан и пока еще не подозревали об их присутствии. Офицер поспешно удалялся от входа в церковь; изнутри валили клубы дыма. «Наверное, Мюллер из СС», — подумал Элиас, но изменчивые отблески огня не давали рассмотреть лицо немецкого офицера. Руки того были свободны, из церкви он ничего не выносил. Может, явился слишком поздно?
Капитан беззвучно выругался. Весь план пошел насмарку. Правда, он и с самого-то начала был негодный. Проклятый Змей — втянул его в эту затею.
— Спиро, проверь, свободен ли вход в склеп.
Старый солдат растворился в пространстве.
Теперь немецкий офицер — это был действительно Мюллер, или Принц, как его называли, — уходил, огибая южную стену церкви. Вслед за ним шли солдаты. Взгляды капитана и Косты встретились, и последний быстро отвел глаза. Было ли ему стыдно за своего командира, стыдно за самого себя? Кроме Змея и Мюллера, только Коста был посвящен в план капитана. Через него стороны поддерживали связь, когда Элиасу приходилось отлучаться. Не оказалась ли эта тайна слишком тяжелым бременем для него?
Позади них, внизу, послышался хруст ломающихся веток, и оба вскинули винтовки.
— Погоди, — сказал капитан.
Из-за деревьев появился Микалис и, не пригибаясь, побежал вверх по склону. За ним следовал Лефтерис. Коста скользнул вниз и рывком увлек священника на землю.
— Извините, что так получилось, — прошептал Лефтерис, не поднимая глаз на капитана. — Он сказал, что проклянет меня, если я его не пущу.
Элиас решил не тратить времени на выволочку подчиненному, лишь жестко посмотрел на священника:
— Угрожаешь проклясть, чтобы добиться своего. Ты удивляешь меня, отец.
— Брат, мне надо попасть в церковь.
— Ты видишь тех солдат?
— Они не станут стрелять в меня.
— Вход в церковь объят огнем. Ты не сможешь проникнуть внутрь.
— Тогда давайте попробуем с тыла. Или через склеп.
Как будто в ответ на слова священника за плечом капитана возник Спиро:
— Через склеп не получится. С той стороны слишком много немцев.
— Тогда с тыла, — настаивал Микалис. — Они не заметят нас за деревьями.
Люди рвались в церковь — и капитану нечем было оправдать свое бездействие. Кроме того, он не мог выпустить непокорного священника из поля зрения.
— Будь рядом со мной. Держись слева от меня и вперед не лезь, понял?
— Да.
Пройдя за деревьями немного на север, они подошли к тыльной стороне каменного здания. Там, невидимый в темноте, находился отдельный вход для служителей церкви. Пожар начался в передней части здания, но через высокие окна им было видно, что огонь уже охватил большую часть помещения.
— Поздно, — печально произнес Лефтерис.
— Нет! — Священник попытался протиснуться вперед капитана, но тот удержал его.
— Лефтерис прав.
— Я должен хотя бы попытаться. Икона…
— Это всего лишь крашеный кусок дерева. Забудь о ней.
Продолговатое лицо священника как будто нацелилось на Элиаса.
— Ты не прав. Все совсем не так, как тебе кажется.
— А как же?
— Но даже если ты прав, вера наполняет материальные объекты высшей силой. Богородица исцеляла страждущих веками; для этих людей икона означает очень многое.
Капитан не сразу нашелся что ответить. Ему всегда казалось, что в чудодействующую силу иконы могут верить только старухи; его отец всегда относился к таким вещам с насмешкой, как, впрочем, и к религии вообще. Местная детвора, когда подрастет, тоже отвергнет религию. Элиас не был коммунистом, но он принадлежал к тому миру, в котором наука стояла над предрассудками, где люди в своих поступках руководствовались отнюдь не верой в Богородицу. Это восприятие жизни привили ему Афины, но, возможно, он пробыл там слишком долго? Или возвращение сюда было ошибкой? Его молодые бойцы доверяли священнику еще меньше, чем он сам, но в моменты наивысшей опасности они обращались не друг к другу, как делали их братья-коммунисты, но к Богу, к Панагии, Пресвятой Богородице. Почему? Ведь священники и старухи не имели на них никакого влияния, так откуда же бралась вера? И где обрел ее Микалис? Ведь его отец был абсолютный безбожник. И как теперь Элиасу, сотворив такое, взглянуть в глаза истинно верующим?
— Слушайте.
Но сказать ему было нечего. В любом случае его слова не нашли бы отклика. И в этот момент капитан заметил в дальней части двора тени, двигавшиеся среди могил. Это были Мюллер и несколько солдат, искавшие вход с тыльной части здания. Они проделали уже значительный путь вокруг здания и через мгновение должны были столкнуться с партизанами. Отвлекшись, Элиас чуть-чуть разжал пальцы. Этого было достаточно. Священник вырвался из его рук, перескочил через разбитую стену и помчался к темному порталу. Капитан замер, не в силах кричать. Видимо, немцы узнали черную рясу и не открыли огонь, но один из солдат метнулся наперерез священнику, чтобы перехватить его.
