— Это что такое? — шепчу я, а у самой в животе вдруг оживает и проталкивается вверх крем-брюле, что я ела на десерт. — Чья это кровь, Робби?
Марка шатает из стороны в сторону.
— Простите, Лив. Робби стукнулся головой о поребрик. — Юноша умолкает и смущенно кашляет в кулак. — Он упал так быстро, что я не успел подхватить его.
— Спасибо тебе, милый, — говорю я, беря его за руки повыше локтя, но стараясь держаться подальше от пятна. — Я знаю, ты сделал все, что мог.
— Не понимаю. Совершенно не понимаю, почему он упал.
— Давай-ка присядем.
Я подталкиваю его к стулу, сажусь напротив и снова беру за руки. Обычно вид крови меня совсем не трогает, но это кровь Робби, и ее так много… А если рана серьезная? Меня снова охватывает паника, но я пытаюсь собраться: успокойся, говорю себе, всякая жидкость расползается по ткани, и кажется, что ее много, больше, чем на самом деле, таково свойство жидкостей. А что касается травм, пару лет назад мы с Робби катались на лыжах, он упал и ударился головой. Пролежал без сознания четыре минуты, потом очнулся и встал как ни в чем не бывало. Будто и не падал.
— Рассказывай, что у вас приключилось. — Стараюсь говорить как можно спокойней. — С самого начала. И не торопись.
— Ну, после тренировки мы решили сходить куда-нибудь.
— Кто? Ты и Робби?
— Да нет, — мотает Марк головой, — все наши. Человек десять. Думали выпить чуть-чуть, а потом на автобус и домой.
— И в конце концов напились?
— Нет, — снова мотает он головой, на этот раз энергично. — Всего по две кружечки. В пабах слишком дорого.
— А в клубе не пили?
— Ну… Капельку… — Он нерешительно умолкает. — Водки по глоточку. Совсем чуть-чуть.
— Давай, Марк, выкладывай все начистоту.
Он молчит, уставившись на свои ботинки.
— Марк, — наклоняюсь я ближе.
Копна густых волос цвета старинных чернил падает ему на лоб, закрывая глаза, и мне приходится согнуться, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Не буду скрывать, Марк, мне очень неприятно, что ты соврал про то, куда вы идете вечером. Я уже догадалась, что у вас обоих есть фальшивые документы, иначе спиртное вам не отпустили бы. Но я не собираюсь ни в чем тебя обвинять. Правда нужна для того, чтобы поставить диагноз и назначить Робби правильное лечение.
Он поднимает голову и смотрит на меня светло-карими глазами, которые абсолютно не гармонируют с его угловатой фигурой.
— В клубе перед уходом распили пол-литра водки на всех, но раньше мы и больше пили, и ничего.
— А в пабе?
— По две пинты пива.
— И все?
— Да. Врач уже спрашивал, принимали мы наркотики или нет, — говорит он, а глаза так и горят. — Нет, не принимали.
— Но если вы пили немного, наркотиков не принимали, почему Робби потерял сознание?
— Не знаю. — Он выдергивает руки из моих и вытирает их о бедра. — Правда не знаю. Заканчивали по второй кружке, и вдруг вижу, он ведет себя как-то странно.
— Что значит — странно?
— Словно ему что-то померещилось.
— Что померещилось?
— Он сказал, что сначала ему почудилось, будто стены двигаются, а потом он начал видеть людей, которых не было.
— Галлюцинация?
— Ага.
— А дальше?
— Вышли подышать свежим воздухом, и он вдруг упал. Я позвал на помощь, какой-то парень позвонил в «скорую», а дальше из паба вышли все наши посмотреть, что происходит. Эмили знала, что надо делать. Перевернула его на живот, ну, в специальную позу, чтобы не задохнулся. У него пропал пульс, и она сделала ему искусственное дыхание рот в рот.
— Господи, — шепчу я, закрыв руками лицо, в глазах темнеет.
— Простите меня, Лив, — говорит Марк, а сам чуть не плачет. — Я знаю, у вас было свидание и все такое.
— Это неважно.
Я усмехаюсь, вспомнив, как провела вечер. Моего визави звали Фрейзер, мы с ним встречались в первый раз. Свидание нам устроили общие друзья, и мы, похоже, друг другу не понравились. Почти весь вечер он брюзжал и скулил по поводу своей бывшей жены, я почти не слушала и с нетерпением ждала, когда он закончит, чтобы поскорей отправиться домой.
Я встаю и иду к двери. Доктора все еще не видно, но в коридоре суматоха. Кто-то бегом катит тележку к дверям еще одной палаты реанимации. На ней лежит крохотный мальчонка в одном подгузничке. Совсем не шевелится, губы синие, на ножках какая-то сыпь. Мать ребенка рыдает, повиснув на руке мужа. Хочется подбежать к ним, утешить, чем-то помочь, но мне сейчас не до сострадания к чужому горю, у меня свое. Я снова поворачиваюсь к Марку:
— Послушай, Марк, я не совсем понимаю, как такое случилось. Может, ты не все рассказал? Упустил что-то важное?
Он вертит головой, не зная, что ответить, но тут с важным видом заходит врач в синем халате и брюках, одежде хирурга.
— Дуг Уокер, — представляется он и протягивает руку.
Высокий, не меньше шести футов, где-то чуть за пятьдесят, по лицу и уверенным движениям видно, что калач он тертый и врач опытный. Я сразу чувствую, что о Робби хорошо позаботятся.
— Оливия Сомерс, — отвечаю я.
Мы жмем друг другу руки, и он довольно долго смотрит мне в глаза, словно пытается вспомнить, где мы с ним встречались.
— Ну, как там Робби? — спрашиваю я.
— Нормально. Несладко ему пришлось, но сейчас он в сознании.
Гора с плеч. Я даже нахожу в себе силы улыбнуться:
— Спасибо.
— Мы с Марком уже побеседовали, он рассказал все как было, что происходило перед тем, как Робби потерял сознание, — говорит хирург и со значением смотрит на Марка. — Может, еще что-нибудь вспомнишь? Нам бы это помогло…
— Нет.
Сложив руки на груди, доктор Уокер останавливает на нем долгий взгляд:
— Для нас крайне важно, чтобы ты рассказал всю правду.
— Я и говорю всю правду! — запальчиво кричит Марк, выставив подбородок вперед. — С чего мне врать?
— Ну, скажем, чтобы не выдать себя, или Робби, или еще кого, кто дал вам наркотики.
— Да не принимали мы никакие наркотики! — вопит он еще громче. — Я не говорю, что мы никогда не пробовали. Курили травку пару раз… Но не больше.
— Не волнуйся, Марк. — Я беру его за руку. — Тебя ни кто ни в чем не обвиняет.
— Честно, Лив, — говорит он тихо, глядя мне прямо в лицо. — Робби ничего такого не принимал.
— А он не мог потихоньку сходить, например, в туалет и принять что-нибудь от вас тайком? — гнет свое доктор Уокер.
