на него несостоятельны.
К середине 1920-х годов с одобрением была принята идея о том, что война явилась результатом ошибочной системы международных отношений. Отталкиваясь от нее, стали считать, что существование союзнической системы, делившей Европу на два лагеря, сделало войну неотвратимой. Кроме того, обвинялась старая дипломатия в заключении зловещих тайных международных соглашений, которые вовлекли страны в войну, не считаясь с мнением их граждан. «Манчестер Гардин» писала в 1914 г.: «Некими секретными договорами за ее спиной Англия была автоматически вовлечена в разрушительное безумие войны между двумя военными лагерями на континенте»[5]. Такое мнение поддерживалось американской администрацией после того, как Соединенные Штаты вступили в войну в апреле 1917 г. На президента Вильсона большое влияние оказала британская радикальная традиция девятнадцатого столетия критиковать секретную дипломатию и призывать во внешней политике опираться на мораль более, чем на целесообразность, на общепринятые этические принципы, чем на подсчеты в расстановке сил. Поэтому, когда в январе 1918 г. Вильсон провозгласил свои знаменитые Сорок пунктов, которые должны были лечь в основу справедливого мира, он подчеркнул необходимость открыто вырабатывать мирные договоренности, и тогда не будет возникать никакого индивидуального их толкования, а дипломатия будет действовать всегда честно и на виду у общественности. Образование в 1919 г. Лиги Наций, как неотъемлемой части мирного урегулирования, вселило надежду на то, что новая система международных отношений почти создана, а секретные дипломатические и военные соглашения будут отменены, и международные отношения будут происходить на глазах народов, под их контролем. В 1926 г в Кембридже Дж. Лоуз Дикинсоном была опубликована книга «Анархия в международных отношениях 1904–1914 гг.», которая отвечала на вопрос, что явилось причиной начала войны. Большинство правительств, вовлеченных в войну, издали многочисленные тома документов из своих дипломатических архивов. Первая атака на секретную дипломатию была предпринята перед концом войны, когда Троцкий (первый министр иностранных дел Советской России) опубликовал секретные договоры, заключенные царским правительством, и привел этим в замешательство союзников России — Францию и Британию. После революции в Германии в 1918 г. республиканское правительство поручило социал-демократу Карлу Каутскому подготовить издание документов из немецких архивов о событиях, предшествовавших началу войны. Последующие правительства Германии полагали, что единственным путем реабилитации Германии является детальный показ работы старой дипломатии, демонстрирующий, что все правительства пользовались одинаковыми методами, и поэтому никакой особой вины в развязывании войны на немцах нет. Между 1922 и 1927 гг. было издано тридцать девять томов дипломатических документов Германии под заглавием «Высокая политика европейских кабинетов». В 1926–1938 гг. появились британские документы о причинах войны в одиннадцати томах; в 1930 г. началось издание документов дипломатии Франции за 1871–1914 гг., хотя последний том появился в 1953 г. Восемь томов документов Австро-Венгрии опубликованы в 1930 г. правительством Австрийской республики, в то время как итальянские документы были напечатаны только после второй мировой войны. Представители российских дипломатических служб, оставшиеся за границей после революции, публиковали выборки из архивов посольств, а Советское правительство издало часть архивных материалов в 1920–1930 гг.[6].
Несмотря на то, что правительственные архивы во многих случаях оставались закрытыми до конца второй мировой войны, масса опубликованных материалов позволяла историкам изучать дипломатические отношения между государствами. Изучение истории дипломатии девятнадцатого века и закулисной игры во время первой мировой войны стало одним из наиболее престижных направлений. Ряд известных историков развили идею автономности истории дипломатии, как ветви изучения истории, таким образом подтверждая мнение великого немецкого историка девятнадцатого столетия Ранке, что внешняя политика государств определяет их внутреннее развитие и решает их судьбу. Благодаря этому поколению историков и их исследованиям, мы больше знаем об истории отношений между государствами в годы перед 1914 г., чем в любой другой период. Многие из этих историков занимались распределением воюющих правительств по степени ответственности в той или иной форме. Пьер Ренови из Франции и Бернадотт Шмитт из США склонны возлагать вину на Германию, другой американец Сидней Б. Фэй — на Австро-Венгрию, а немец Альфред фон Вегерер — на Россию и Британию. И это всего несколько примеров. Наиболее монументальное издание, принадлежащее перу итальянского журналиста и политолога Луиджи Альбертини, вышло после второй мировой войны и только несколько лет назад получило международное признание, после чего центр внимания начал перемещаться[7].
После второй мировой войны, ответственность за которую была сразу возложена на Гитлера и на правительство национал-социалистов, дискуссия об истоках первой мировой войны стала смыкаться с дискуссией об истоках второй мировой войны. В какой степени Версальский договор, и особенно его статья о вине за развязывание войны, способствовали крушению Веймарской республики и приходу к власти Гитлера? И существовала ли преемственность во внешней политике кайзеровской и гитлеровской Германии? Понятие преемственности целей Германии 1914 и 1939 гг. присуще англо-саксонским историкам и вытекает из их отношения ко второй мировой войне. Некоторые из них агрессивность политики Германии считают традиционной со времен Бисмарка и Фридриха Великого и даже Лютера[8]. Для многих консервативных историков Германии, хотя они и признают ответственность своей страны за развязывание второй мировой войны, особенно болезненной была жесткая дискуссия, возникшая после публикации в Гамбурге в 1961 г. Фрицем Фишером труда «Цели Германии в первой мировой войне»[9]. В нем не только вскрываются аннексионистские планы Германии в первой мировой войне, но и проводится мысль о том, что правительство ее умышленно шло к войне 1914 г. Более того, по мнению многих немецких коллег Фишера, он убежден в существовании преемственности целей Германии в первой и второй мировых войнах.
Тем не менее главной мыслью монографии Фрица Фишера, которая получила развитие в его следующей книге «Война иллюзий» и в некоторых дальнейших работах, является то, что внешнюю политику Германии перед 1914 г. определяла внутренняя политика и социальная нестабильность[10]. Рассматривать внутриполитическую ситуацию в Европе перед 1914 г. историков заставило его убеждение о приоритете внутренней политики, которое противопоставлялось мнению Ранке о приоритете внешней политики. По словам Арно Дж. Майера, «решение начать войну и цели, преследуемые войной, выходят на первый план, когда наступает кризис в политике и политических махинациях европейских правящих и правительственных кругов»[11]. Эти идеи совпадают с марксистским положением, что природе капитализма свойственны войны, и из-за внутренних противоречий капиталистическое общество к началу двадцатого столетия подошло к черте, за которой была неизбежна война.
Такое объяснение может увести нас очень далеко от ситуации 1914 г. и подтолкнуть к мнению, что экономика и социальное развитие Европы на протяжении нескольких веков представляют собой единое целое. Без сомнения, изучение истоков первой мировой войны приводит к глубокому гегелевскому пониманию того, что все в мире оказывает влияние на все вокруг, и тогда становятся понятными все связи и примеры. Так или
