самый?
— Сосед, — кивнул я.
Дядя чуть ли не впервые объявился у меня в апартаментах, до того он тут не изволил появляться.
— И где он? — угрюмо спросил дядя. — Семецкий?
— В туалете.
— Там? — дядя указал пальцем на дверь туалета.
В этот момент в туалете как раз послышался звук смыва.
— Ага. Сосед, значит. Ну, извини, сосед… — пробормотал дядя, снимая с перевязи под плащом компактный пистолет-пулемет с огромным глушителем на коротком стволе и всаживая в дверь туалета короткую, почти бесшумную очередь.
За дверью взвизгнул пробитый пулями Семецкий, а я даже рта раскрыть не успел.
Звук выстрелов был негромким, но в ушах у меня зазвенело, снова застучало по голове. Бом, бом, бом!
Дядя подошел к простреленной двери туалета, осторожно открыл, заглянул внутрь. Кровь потекла через порог на пол коридора. Семецкий был безнадежно мертв.
— Извини, парень. Не повезло тебе, — пробормотал дядя, меняя магазин в пистолете-пулемете, — Если уж начал заметать следы, делай это тщательно.
И в следующее мгновение я разбил стул об его голову.
Дядя, как подкошенный, свалился на пол.
Я бросился на него сверху, выдернул пистолет-пулемет из его рук, нажатием кнопки сбросил магазин, передернул затвор, выбросив патрон, досланный в ствол, и швырнул машинку куда подальше, за кровать. Дядя попытался схватить меня за кисти рук, я пробил локтем ему в верхнюю челюсть, прямо под нос, чтоб побольнее!
— Ты зачем это сделал, скотина? — заорал я, от души пробивая его хуком слева. — Ты его убил! Ты моего друга убил, тупое животное!
— Охренел? — просипел дядя, роняя капли крови из носа. — Родную кровь пустил! Ты на кого руку поднял, ублюдок?
Ну и всё. Ублюдком этим он меня окончательно разозлил.
Следующие минут пять мы катались по комнате, разнося мебель, опрокидывая стулья, избивая друг друга кулаками, коленями, пока я не пробил дяде в уже сломанный нос лбом со всей дури, аж глаза застило яркой вспышкой, но это до него дошло, он упал на пол и затих.
Я схватил его за лацканы плаща и заорал в разбитое лицо:
— Ты зачем это сделал⁈ Говори! Говори, блин! Я тебе сейчас челюсть сломаю!
Дядя не сразу очнулся, сплюнул алой кровью:
— Ничего себе ты окрутел, племяш. Откуда, что взялось… Это когда ты так бить научился?
— Да вот прямо сегодня! Говори давай!
— Погоди… мне надо подлечиться… Дай-ка приму «Врачевателя», а то ты мне кости, похоже, все переломал…
Я на миг ослабил хватку — грешен, поверил, уж больно вялый у него вид был. Дядюшка нырнул рукой под плащ, из десятка карманов на подкладке выудил пластиковую колбочку. Зарычал, ловким движением откупорил пробку — влил в рот, затем — выдохнул огнём.
— Вяжи!
Всполох пламени сформировался в огненно-серебристую змейку, призрак эликсира резво потек в мою сторону и вмиг опоясал меня.
Вот блин! «Эликсир „Паралич-2“ — слабое психическое воздействие, временная парализация воли и нервных импульсов», — вспомнился учебник.
Вот же чёрт. Ещё и отличник, называется, колбы не различил!
Меня скрутило по рукам и ногам, и отчасти это даже было к лучшему. Это мне сильно охладило пыл, а так бы я, пожалуй, действительно окончательно прибил бы своего родича, и тогда уж не знаю, чем бы дело кончилось. Я слегка протрезвел и задумался. Пора бы уже.
Да уж. По всему похоже, что я жёстко накосячил с этой моей ночной звездой. А больше и не с кем. И максимально жёстко. Просто так студента императорской академии другие аристократы не придут убивать. Тем более — члены своего же клана. Я же на хорошем счету, так? Я в роду на хорошем счету, и сам род на хорошем счету у Императора. Так что? Что такое случилось? Чья честь была задета этой ночью?
Чьей, чёрт возьми, была та перчатка?
Ответ, на самом деле, уже был в этой, недавно занятой мной голове. Но я не хотел пока его озвучивать — даже самому себе. Не хотелось снова готовиться к смерти, я же только ожил.
Между тем я понял, что речевой центр-то мне подчиняется.
— Дядя! Блин! — прорычал я. — Немедленно обьяснись! Это уже ни в какие ворота! Какого хрена ты устроил? Зачем? Что происходит?
Дядя с трудом поднялся и уставился на меня слегка безумным взглядом.
— Он ещё мне указывать будет… Полный говнишен происходит, плямяш! И это при том, что, сухой закон сегодня примут, так или иначе. И весь наш род ждут очень сложные времена! А ты уже успел с ночи наделать делов! А я тебя, между прочим, пришёл спасать!
Я вздохнул, пытаясь успокоиться сам и успокоить его. Он же принялся искать глазами свой пистолет-пулемёт.
— Значит так, дядя Аристарх. Спасти, значит… Во-первых, перестань искать пушку! Хватит на сегодня смертей. Во-вторых…
— Ладно, — после секундного раздумья дядя согласился. — Действительно — хватит. Я… меньше всего хотел бы тебя убивать. И его не хотел. Но теперь то что после такого? Что теперь прикажешь делать?
Хоть я и был связан — я расценил это как признак доверия. Это хорошо.
— Что делать — мы сейчас решим. Во-вторых — давай представим, что у меня частичная амнезия. В третьих — скажи мне прямым текстом и русским языком, где я накосячил⁈ Что случилось вчера?
Мой родственник состроил удивлённое лицо, потом нахмурился, кивнул, присел на корточки у двери.
— О. Амнезия, значит. Охотно верю, — покивал своим мыслям дядя. — Могла она такое, могла… Накосячил… Пушку… Изъясняешься, как маргинал из многоэтажек. Н-да. То есть, ты не знаешь, что ночью случилось? Не помнишь? Совсем? Н-да. Молоде-ец… Какая ж она молодец…
— Кто — она? Почему молодец? — я хотел это знать. — Георгий говорил, что-то здесь использовали мощный эликсир. Ты об этом?
На самом деле, лекции по общей алхимии с названиями эликсиров уже потихоньку всплывали в моей голове. Дядя кивнул, поднялся и принялся размышлять вслух, нервно прохаживаясь по коридору:
— Понятное дело, что эликсир, и я даже догадываюсь, какой. Редкий, не номерной, но не сильно дорогой, что-то на основе двух-трëхлетней выдержки. Заставляет забыть только одного конкретного человека и всё, что с ним связано… Причëм, возможно, и не один эликсир. Иначе бы ты полгода жизни забыл. Или овощем стал. Или вспомнил бы ложную или прошлую какую жизнь. Нет же у тебя такого?
— Хм… — я