застыла на месте и ринулась с поднятой палкой в соседний двор.
Нам было видно все, что делалось во дворе у Петроса. Я и Грантик стояли, не двигаясь, словно приросли к земле.
— Ахчи, Ануш, выйди-ка во двор! — закричала нани.
— Что такое, тетушка Сона? — вышла мамаша Петроса, руки у нее были в тесте.
— Твой негодный сын разбил мой карас! Мое приданое!
— Я?! — вытаращил глаза изумленный Петрос.
— Вы посмотрите на него: у него еще хватает нахальства отказываться! — кричала нани. — В чем теперь солить мне овощи, а? Вай, господи, в чем я провинилась перед тобой, за что послал мне таких соседей!
— Я не разбивал! Не разбивал я! — трясущимися губами проговорил Петрос, прячась за спину своей мамаши.
Мне вдруг стало ужасно не по себе. Скверно, противно… Я посмотрел на Грантика. Он отвел взгляд.
— Что же ты стоишь, Ануш? Почему не разбиваешь палку о спину своего негодника? — не унималась нани.
Видно было, что тете Ануш не хотелось наказывать сына. Он у нее был единственный.
— Я поговорю с ним, тетушка Сона, — виновато сказала она.
— Не говорить с ним надо, а бить! Как в старое доброе время.
Тетя Ануш, нехотя повернувшись к Петросу, замахнулась на сына:
— Ты почему это…
Я рванулся в соседний двор:
— Не бейте его, тетя Ануш! Я разбил карас.
В первую секунду нани и тетя Ануш удивленно уставились на меня. Но в следующую… в глазах нани я прочел нечто такое, отчего бросился бежать. За мной с палкой в руке — бабушка:
— Вай, чтобы тебя лягнул ишак! Я тебе сейчас покажу, как обманывать! Я тебе!..
Слов нет, нани самая боевая, самая резвая бабушка на селе, но все равно — куда ей до меня. Понимаете, я — за дом, а она еще только перед верандой. Я уже перед верандой, а ее крики раздаются еще только за домом. Раз сто обежав дом, она, тяжело дыша, наконец остановилась. Мелкие капельки пота стекали у нее из-под серебряных монет, украшавших лоб. Мне даже жалко ее стало. Я остановился, но на безопасном расстоянии.
— Геворг… — с трудом переводя дух, сказала нани. — Геворг…
Теперь можно было начать мирные переговоры.
— Ты разбил мой карас?
— Я.
— Ты обманул меня, сказав, что карас разбил Петрос?
— Да…
— Тогда почему не даешь пару раз, стукнуть тебя так, чтобы сердце успокоилось, а?
И тут, после этих слов, сказанных чуть-чуть просительным тоном, хотите верьте, хотите нет — я подошел к ней, наклонился, упершись руками в колени, и подставил спину.
— Это за разбитый карас… — сказала она, с размаху опустив палку чуть пониже моей спины. — А это… за то, что переложил свою вину на Петроса…
Я орал как резаный, хотя боль была терпимой.
Во-первых, я хотел показать нани, что не зря все-таки она сто раз обежала дом, пытаясь поймать меня, а главное — чтобы на соседнем дворе услышали мои крики Петрос и его мамаша.
