что они оба делали месяц за темным месяцем долгими мрачными зимами на Южном полюсе. Но в хижине... с этой размораживающийся мумией, выложенной, как что-то, что вылилось из банки для шоу уродов... ну, может быть, они делали это, потому что им нужно было что-то делать. Пришлось что-то сказать. Издайте какой-нибудь шум, что-нибудь, чтобы разрушить зловещий звук этого кошмара, тающего, капающего и капающего, как кровь из перерезанного горла. Хейс не выдержал... это заставило его скальп чувствовать, что он хотел сползти с затылка.
И он все думал: "Что с тобой? Это проклятое ископаемое, оно ничего не может сделать, кроме как ждать".
Ждать. Да, может быть, он и не это имел в виду, но все равно так подумал. И чем больше вы смотрели на эту проклятую штуку, тем больше вы начинали думать, что это вовсе не окаменелость, а что-то древнее... ожидающее.
Христос, все это безумие нужно было обдумать.
Ветер встряхнул хижину, и этого было достаточно для двух других зевак - пары контрактников по имени Рутковский и Сент-Оурс. Они вышли за дверь, как будто что-то кусало их за задницы. И, возможно, так и было.
- У меня начинает возникать ощущение, что нашим друзьям не нравится то, что ты нашел, - сказал Холм, проводя рукой по своим седым волосам, - я думаю, что они боятся.
Гейтс тонко рассмеялся.
- Наш питомец беспокоит тебя, Хейс?
- Черт, нет, мне он нравится, большой уродливый сукин сын, - сказал он, - делаю все возможное, чтобы не схватить его и не унести подальше.
Они все начали смеяться над этим. Но это продолжалось недолго. Совсем недолго. Как смех в морге, хорошее настроение просто неуместно в этом месте. Не сейчас. Не с тем, что там было пришвартовано.
Хейс не завидовал Гейтсу и его людям.
Конечно, они были учеными. Гейтс был палеобиологом, а Холм геологом, но от одной мысли о том, чтобы прикоснуться к этому чудовищу в тающем льду, у него что-то в животе перевернулось, а затем перевернулось снова. Он отчаянно пытался систематизировать свои чувства, но это было выше его сил. Все, что он мог сказать наверняка, это то, что это существо заставило его внутренности свернуться, как грязный ковер, заставило что-то внутри него быть одновременно и горячим, и холодным. Что бы это ни было, оно вызывало у него отвращение на каком-то неведомом внутреннем уровне, и он просто не мог справиться с этим.
Оно было мертво.
Это то, что сказал Гейтс, но глядя на него, Христос и святые, вы действительно должны были задаться вопросом. Потому что синий лед стал очень прозрачным, и это было все равно, что смотреть сквозь толстое стекло. Оно искажало, но далеко не настолько, чтобы это могло понравиться Хейсу.
Мумия была большой. Вероятно, не более семи футов от конца до конца, по форме напоминающая большую мясистую бочку, которая сужалась на каждом конце и была усеяна высокими вертикальными гребнями, идущими вверх и вниз по всей ее длине. Кожа маслянисто-серого цвета, как у акулы, с крошечными трещинами и мелкими шрамами. По средней линии была пара придатков, которые разветвлялись, как ветки дерева, а затем снова разветвлялись на тонкие сужающиеся усики. В нижней части туловища находилось пять мускулистых щупалец, каждое из которых не превышало четырех футов в длину. Они были странно похожи на хоботы слонов... хотя и не морщинистые, но гладкие, твердые и мощные. Заканчивались они плоскими треугольными лопатками, которые в другом мире можно было бы назвать ступнями.
А лед продолжал таять, вода продолжала капать, и странная вонь тухлой рыбы начала исходить от этой штуки.
- Что это там? - спросил Линд. - Это... это голова?
- Да, - сказал Гейтс, - должна быть.
Может быть, для биолога, но не для Хейса или Линда. Они стояли вокруг, как плакальщики, желая закидать ее грязью. На верхней половине туловища существа виднелась дряблая тупая шея, которая походила на скомканный шарф или крайнюю плоть. На ней было что-то похожее на большую пятиконечную морскую звезду грязно-желтого цвета. Радиальные лучи звезды состояли из сужающихся обвисших трубок, на конце каждой из которых красовался выпуклый красный глаз.
Хейсу показалось, что существо было очень быстро заморожено, мгновенно заморожено, как один из тех мамонтов в Сибири, о которых вы читали. Потому что оно выглядело... ну, почти испуганно, как будто было застигнуто врасплох. По крайней мере, так он думал, но чем больше таял лед и чем больше обнажалась голова и пять ухмыляющихся красных глаз, тем больше ему казалось, что оно выглядело раздраженным, надменным, высокомерным, что-то вроде этого. И каким бы ни был этот взгляд, он уж точно не был дружелюбным.
"Вам не захочется встретиться с этим парнем однажды, - подумал Хейс, - не говоря уже о его злобном взгляде".
И, думая об этом, он просто не мог представить, как что-то подобное могло ходить. Ибо оно было испорченным и дегенеративным, созданным для того, чтобы ползать, а не ходить прямо, как человек. Но согласно тому, что Гейтс сказал Брайеру, оно определенно стояло и ходило.
- Держу пари, это что-то вроде крыла, - сказал Холм, указывая на дугообразную трубчатую сеть, похожую на кости, на левой стороне существа, которые были свернуты друг к другу, как восточный веер. Даже в сложенном виде можно было увидеть тонкую сетку между трубками. - И еще одно здесь. Определенно.
- Господи, ты имеешь в виду, что оно могло летать? - спросил Линд.
Гейтс что-то нацарапал в своем блокноте.
- Ну, на данный момент мы выбираем какую-то морскую адаптацию... может не крылья, а возможно плавники... хотя, пока мы не сможем их изучить, я только предполагаю.
В своем воображении Хейс мог представить, как эта штука летает вокруг, как какая-то цилиндрическая горгулья, ныряя вниз над остроконечными крышами. Этот образ, по какой-то причине был очень четким в его сознании, как будто это было что-то, что он видел однажды или, может быть, видел во сне.
- ЛаХьюн уже видел это?
Гейтс сказал, что нет, но что он очень взволнован перспективами открытия. И Хейс почти
