понять процесс формирования военной мощи и баланса в современном мире. Другими словами, очень важно, почему нация наращивает свою собственную военную мощь и для чего она намерена её использовать. Ответ определяет ключевое условие хорошей жизни для потенциальной жертвы — выживание, то есть сохранение жизни, или, другими словами, способность жить в мире благодаря силе оружия. Нет хорошей жизни без мира, и либерализм не способен определить это как ключевой компонент хорошей жизни из–за того, что либерализм и его ученые живут в полном заблуждении относительно хищнических намерений, движущих его собственными экономическими и военными (часто сильно преувеличенными) возможностями.
Война — это просто продолжение политики другими средствами. Это изречение Карла фон Клаузевица известно сегодня большинству людей даже с базовым высшим образованием, так же как остроты Ницше или Сунь–цзы. Однако многим неизвестно, что даже за последние 30 лет эти клаузевицевские “средства” ведения войны изменились настолько кардинально, что основополагающая природа военной мощи и военного баланса попросту ускользнула из–под контроля философов и политологов и требует набора навыков, знаний и компетенций, которые невозможно найти в тех самых областях, которые провозглашают обратное. После более чем 24 лет того, что равносильно войне либерализма по всему земному шару, понимание Запада в целом и американцев в частности основополагающих причин их стремления к военной мощи — хищничества — остаётся недостижимым. Даже принимая во внимание выдвигающий повестку дня смысл существования очень многих современных аналитических центров США, работающих в области войны, степень незнания основополагающих целей ведения войны, в отличие от того, как она ведётся, просто поразительна, проявляясь в совершенно бредовых концепциях войны или нарративах, которые продолжают затуманивать американский взгляд на военную мощь, который не знает иной позиции, кроме агрессивной. Даже Джон Миршаймер, имеющий репутацию внешнеполитического реалиста и готовый критиковать либерализм, придает либерализму позитивную силу, поддерживая сомнительное заявление Фукуямы о победе либерализма над фашизмом.4 И все это несмотря на массивные эмпирические доказательства обратного — чрезвычайно хорошо задокументированные вклады и затраты на победу над фашизмом во Второй мировой войне, которые опровергают такое утверждение, указывая на то, что почти 80% вооружённых сил нацистской Германии были уничтожены на радикально нелиберальном Восточном фронте. Это удивительное свидетельство слепоты людей, которые утверждают, что являются учеными и эрудированными. Но в этом и заключается проблема западной политологии или, в более общем плане, гуманитарной области — упорное нежелание оперировать фактами.
Именно Сократ, используя "Республику" Платона, выдвинул рецепт, который, по его мнению, сделал бы жизнь лучше для всех:
Итак, до тех пор, пока короли не станут философами, или философы не станут королями, города никогда не перестанут болеть: ни человечество, ни наша идеальная государственная система никогда не возникнут.5
Идея Сократа, сформировавшаяся во времена парусов и войн с мечами, щитами и копьями, казалась разумной, поскольку философы и интеллектуалы той эпохи без особых проблем понимали суть ведения войны, рынка и промышленности в том виде, в каком они существовали 2400 лет назад. Любой пытливый ум тогда мог многое узнать о различных проявлениях человеческой деятельности, учитывая, что она была сильно ограничена примитивными условиями того времени. Тогда философы могли создавать армии и руководить ими, они также могли быть царями или цезарями, такими как Марк Аврелий, который определённо удовлетворял желание Сократа видеть философа царем и наоборот. Сегодня все кардинально изменилось — современный мир полон философов и других их современных последователей, таких как политологи, социологи или даже экономисты, но их понимание современного мира становится все слабее, и очень немногие из них способны осознать всю сложность происходящих процессов, которые все больше озадачивают современное человечество.
Фактически, то, что раньше было прерогативой философии — находить ответы на самые сложные вопросы жизни путем рассуждений на основе абстракций и принципов, — становится все более невозможным. Можно было отстаивать эту прерогативу во времена меча и паруса, но во времена космических путешествий, нейронных сетей, мгновенного распространения информации и роботов требуется нечто совершенно иное, и простого обращения к хорошо усвоенной философской мудрости недостаточно.
Рассуждения больше не могут основываться только на широких обобщениях. Фактически, неосведомлённые рассуждения могут приводить и часто приводят к неожиданным и не всегда благоприятным результатам. В современном мире, перенасыщенном, если не полностью перегруженном данными, необходимо иметь хотя бы какие–то элементарные инструменты, позволяющие фильтровать, систематизировать и анализировать эти данные. Философия и политология просто не предоставляют жизнеспособных инструментов для этого — причина довольно проста: большинство современных философов, политологов и других представителей того, что стало известно как область гуманитарных наук, не имеют образования в области современных технологий. Поэтому неудивительно, что многие люди с высоким образованием в области точных наук, такие как покойный Стивен Хокинг, Карл Саган или квантовые физики, такие как доктор Мичио Каку, внесли и продолжают вносить огромный вклад в современную философию. В конце концов, Рене Декарт был одним из величайших математических умов в истории и в то же время одним из величайших философов истории.
Этому есть простое объяснение. Тем, кто имеет современную степень доктора философии или политологии, если у них нет серьезного образования и опыта работы в других областях, будет трудно сделать какие–либо разумные выводы об автоматизации, например, за исключением некоторых самоочевидных и легкодоступных истин, таких как то, что повышенная автоматизация выводит работников с производственных площадок, тем самым увеличивая безработицу. Этот же доктор философии будет иметь очень мало знаний о фундаментальных технологических принципах, относящихся к автоматизации современной промышленности, или, если уж на то пошло, о том, как интерпретаторы G-кода работают в обрабатывающих центрах с числовым программным управлением и что требуется для их запуска — область знаний, принадлежащая инженерам с высшим образованием.
Таким образом, современная война становится непостижимой головоломкой для современной американской интеллектуальной элиты, получившей гуманитарное образование, которая, тем не менее, доминирует в высших эшелонах власти и обширной сети аналитических центров, что подтверждается ужасающим опытом провала большинства современных американских военно–стратегических оценок врагов Америки и краткосрочных и долгосрочных технологических тенденций в войне.
Это не говоря уже об опасной неверной оценке собственных возможностей Америки. Излишне говорить, что многие так называемые “стратегии” и концепции — некоторые из них губительны как для Соединенных Штатов, так и для стран, которые, по их мнению, они могут и должны уничтожить, — также часто выдвигаются людьми, сведущими в древней истории, философии, политологии и даже теории международных отношений, с некоторой примесью теории игр, но редко людьми, которые являются настоящими военными профессионалами, способными противодействовать политически мотивированным и чрезмерно национализированным агрессивным идеям с помощью серьезных военных (то есть оперативных
