в ящик, накрыл брезентом, строго наказал ездовому беречь.
— Петька Волжанов приехал!..
Эта весть мигом облетела всю авиачасть. К штабной землянке начали сходиться лётчики, техники, оружейники.
— Качать его!
Несколько рук живо подхватили худощавое тело, и Петька взлетел над головами. У него свалилась фуражка, растрепался чуб. Золотая звёздочка вспыхивала на гимнастёрке солнышком.
Наконец Петька благополучно приземлился. Поставили его на ноги, обступили со всех сторон. Наперебой забросали вопросами:
— И в Кремле был?
— Был…
— Ну, рассказывай.
— Да вот…
Волжанов не любил рассказывать о себе. Да и не умел. Медали и ордена больше говорили за него. Отмалчивался, поглядывая в небо. Там, снижаясь, подходил к аэродрому штурмовик. Вой моторов заставил Мишку насторожиться.
Туго проворачивая воздух, самолёт пронёсся над головами. Зашевелились на поляне травы; придержали, точно по команде, фуражки лётчики. Самолёт тронул мягкими колёсами взлётную полосу — два продолговатых серых облачка пыли схватились на земле, — понёсся с поднятым хвостом вдоль поля. Развернулся на расстоянии, подрулил к стоянке. Мотор заглох, колпак из бронестекла отодвинулся, и лётчик в синем комбинезоне спрыгнул на крыло, затем на траву.
Это был Гриша Алиев — тоже лейтенант, боевой друг и напарник Волжанова. С перекошенным под тяжестью пистолета ремнём, со сбитым на макушку шлемом, взопревшей на лбу прядью волос, он пошёл на Петьку медведем, растопыря широко руки в лётных перчатках. Обнял крепко — кости хрустнули.
— Ну, как ты здесь? — спросил Петька, немного отдышавшись.
— Нет, сначала рассказывай ты, — возразил Алиев.
— Да вот… съездил… — не знал, что сказать, Петька. И вдруг, вспомнив что-то, остановил всех, подняв руки:
— Стойте, ребята! Какой подарок я вам привёз!
Подбежал к повозке, сбросил брезент. Вынул из ящика маленького медвежонка.
— Вот, сирота, — сказал виновато.
Лётчики окружили Волжанова плотным кольцом, стали рассматривать пушистого зверёныша. Каждому хотелось тронуть его.
— Ну, не бойся!
— Дай лапу!
— Ишь какой! — отдёрнул руку Алиев, потому что медвежонок оскалил зубы и зарычал.
И всё же косолапый оказался трусишкой. Он жался толстым ушком к Петькиной портупее, испуганно смотрел исподлобья дикими глазами. Его пугало всё: и восторженные крики лётчиков, и гул садящихся на взлётную полосу один за другим самолётов, и особенно руки, порывающиеся огладить лоб, отчего каждый раз невольно приходилось прищуривать глаза.
— Давай знакомиться! — улыбнулся Гриша Алиев, попробовав протянуть руку ещё раз. Его узковатые по-восточному глаза сузились ещё больше.
— Почему молчишь? — склонился к зверьку и в тот же миг отшатнулся назад.
Лётчики засмеялись. Алиеву показалось, будто медвежонок хочет цапнуть его пастью за подбородок.
— Вот и познакомились! — не растерялся Алиев. — Меня зовут Гришей, а тебя как?
Рыжемордый хотел лизнуть Алиеву руку, да тот остановил его:
— Ну-ну, довольно тебе, мишка! — Сказал и сразу спохватился:
— Вот и получил имя! Мишка — самое подходящее имя ему!
НОВАЯ ЖИЗНЬ
У Мишки началась новая жизнь. После смотрин, устроенных почти всей авиачастью, ему отвели место в каморке, возле землянки Волжанова. Петька принёс охапку душистого сена, Гриша Алиев отдал свою старую шинель. Там, на складе подсобных инструментов, устроили что-то наподобие логова. Впустили косолапого, и он начал обнюхивать незнакомые вещи: ломики, лопаты, кирки, толстые тросы и цепи с огромными крюками на конце.
Когда все ушли, Мишка потолкался носом в дощатую дверь, отыскал шинель, улёгся на неё. Конечно, там, дома, в настоящей берлоге, было намного уютней. Вместо острого запаха технического масла и бензина из лесу шёл свежий дух сосновой смолки. Пахло матерью и тёплым молоком. Да что он мог поделать?..
Он зарылся носом в рукав шинели, согрел морду дыханием, прикрыл глаза и задремал.
А за дверью гудели моторы, лязгало железо, гудели автомашины. Там шла напряжённая жизнь фронтового аэродрома.
Постепенно щели в перекошенной двери начали темнеть. Рёв моторов стих. Мишка пробудился. Жутко показалось одному в тёмном чулане, и он попробовал заскулить. Но сам испугался своего жалобного писка. Замолчал, зарываясь носом в рукав шинели.
Вскоре за дверью послышались голоса людей. Голоса приближались. Стукнул засов — медвежонок вздрогнул. Поднял морду — на пороге увидел Петьку Волжанова и Гришу Алиева.
Что, друг, проголодался? — спросил Волжанов, беря Мишку на руки. — Пойдём, брат, ужинать.
Медвежонок не знал, что ему говорят. Однако чутьём понимал доброе отношение людей к себе. Благодарно тронул кончиком розового язычка золотую звёздочку. Петька прижал его к себе, понёс к домику, откуда доносились вкусные неведомые запахи.
— Мишка! Мишка! — закричали со всех сторон, как только Волжанов с медвежонком появился на пороге столовой.
Вверху, у самого потолка, сияла электрическая лампочка. За столами сидели военные. Всё смешалось в Мишкиной голове: и куски нарезанного хлеба в тарелках, и жёлтые спинки стульев, и квадраты цветастой клеёнки. Всё казалось ему съестным. А тут ещё с такой силой ударил в нос острый запах поджарки с луком, которую пронесла мимо девушка в переднике, что от восторга медвежонок не удержался. Разинул пасть, хотел что-то выразить, да кроме непонятного звериного звука, похожего на козлиное «ме-э-э», ничего не вышло.
— Смотрите, просит! Просит, чертёнок! — закричали лётчики, а один из них подскочил к медвежонку, сунул ему в пасть шоколадку.
Сначала Мишка даже оскалился и наморщил нос — таким дерзким показался ему поступок незнакомца. Но шоколад так мгновенно растаял во рту, что Мишка даже не заметил, как проглотил его. Облизнулся, мигая глазами от удивления, заурчал, довольный.
— Дайте ему ещё!
Лётчики подбегали к Волжанову, предлагали медвежонку шоколад, сахар, галеты из НЗ — неприкосновенного запаса. Мишка смотрел оторопело по сторонам, двигая дрожащим кончиком носа, прижимался ушком к Петькиной портупее. Крики оглушали его, будто удары по голове. Он терялся, не зная, что делать и куда спрятаться.
Выручила косолапого девушка в белом переднике — официантка
