как эта наша нынешняя квартира. Бывало и хуже!
Березюк улыбнулся, махнул рукой и стал возиться у ящика с пулеметными лентами.
Хотя я уже четвертый день находился в его обществе, мне показалось, что я только теперь впервые вижу его настоящего. Передо меня стоял стройный юноша с необычайно симпатичным смуглым лицом, пылкими веселыми глазами и улыбкой, игравшей в уголках губ.
Рассеялась из памяти та сгорбленная, покосившаяся фигура, которую я уже четвертый день видел полусонную у пулемета, куда-то исчезло каменное лицо бездушного автомата.
Но через минуту снова свистнула пуля, влетевшая в окно, снова кусок стены осыпался на пол, снова возвращалось то нестерпимое настроение неуверенности, ожидание чего-то неизвестного, снова смерть скалила свои зубы к нам из темноты ночи.
Нужно быть осторожнее, следить за каждым выстрелом противника, за каждым шорохом на улице. Вон вчера враг начал бросать гранаты с крыши противоположного дома, целясь в наше окно. Ни одна не попала, все разрывались на улице и с адским треском осыпали перекресток обломками оконных рам, кирпича, стекла и порванного на куски водосточного желоба, болтавшегося у нашего окна. А одна из гранат попала между трамвайными проводами и, разрывая их, создала опасность на нашем перекрестке. Провода упали на рельсы, и в них все еще был ток, судя по тому, что вечером какая-то старая жидовка, перебегавшая улицу, пытаясь добраться на Коперника, упала, словно пораженная громом, зацепившись за эти провода.
Так проходили минуты, одна похожая на другую, однообразно, бесконечно однообразно, хотя каждая несла с собой смерть, бесславную смерть, потому что за каждым углом, за каждыми воротами, на каждом чердаке скрывался притаившийся, боящийся вступить в честный бой с глазу на глаз противник.
И вот в этот пятый день нашего пребывания на позиции, ясный и солнечный с самого утра, где-то ближе к полудню, вбежал к нам командир Лискевич.
— Слушайте, товарищ, — обратился к Березюку, — должен вас разлучить с вашим пулеметом. Сейчас придет десятник Ковалишин с еще одним стрелком вам на смену, а вы должны выполнить другое задание. И это немедленно, потому что положение того требует! Возьмите его, — сказал он, указывая на меня, — и пойдете к главному командованию с отчетом. Попросите там амуниции, продовольствия, перевязок и хотя бы один миномет! Если не дадут, мы не продержимся здесь дольше. Уже с навеса дома семинарии обстреливают наш двор. Если не выкурим их оттуда минометом, то не удержимся здесь. И пусть пришлют санитаров, чтобы забрали трупы. Здесь есть записка, в ней все записано. Остальное скажете устно. Это трудная задача, я знаю! Но никто другой не выполнит ее так, как вы! Выйти отсюда и пройти несколько шагов по Копернику — это куда сложнее, чем здесь отстреливаться из-за окна!
В комнату вошли подстаршина со стрелком и заняли наше место у пулемета.
— Итак, прощайте и возвращайтесь живыми и невредимыми, — продолжил командир и, подойдя к нам, обнял Березюка, а потом меня и поблагодарил: — Прощайте! Пусть вас Бог хранит! А еще, забыл я, передайте это письмо, пусть отправят его моим. Скажите, что я здоров и все хорошо. Пусть только пришлют то, что прошу.
Мой взгляд остановился на минуту на его лице, и я заметил в уголках его глаз что-то блестящее, скатившееся по лицу и упавшее на пол.
Со звоном пролетела над нами пуля — одна и другая, и третья, — врезаясь в стену напротив.
— Это с первого этажа бьет из крайнего окна направо, — сказал Березюк. — Как будем уже на улице, скажите пустить одну ленту туда, это их немного успокоит!
— Хорошо. А вы берите по четыре гранаты каждый и по два револьвера. И берегитесь проводов. Там смерть! Прижимайтесь к стенам и бегите как можно быстрее. Старайтесь, чтобы между вами было хотя бы несколько шагов. Как доберетесь до Марийской площади, вы в безопасности! Там стоит наш пулемет, а по улице Карла Людвига ездит наш панцирный автомобиль. Прощайте, товарищи!
— Слушаемся, пан командир! — сказал Березюк, поклонившись по-военному, и мы начали готовиться к выходу.
Подвесили на пояс три гранаты, четвертую оставляя в руке, забросили на шею два связанных ремешками набитых револьвера, чтобы были наготове под рукой, потому что ружьем в узкой улице, где стреляют изо всех уголков, ничего не сделаешь. Березюк сложил карточку с отчетом, сунул ее в правый карман, говоря мне:
— Видишь, если что, будешь знать, где она!
Его слова смутили меня и, видимо, это смущение отразилось на моем лице, потому что он, взглянув на меня, усмехнулся и бодро сказал:
— Не бойся, ничего не произойдет. Пойдем будто на свидание к девушке!.. Да что там!.. Прогулки хорошо действуют на пищеварение!..
Я всматривался в его блестящие глаза, и их взгляд успокаивал меня.
— Ну что, готов? — отозвался он. — Пойдем.
Быстро вышли мы в коридор и подошли к полураскрытым воротам, выходившим на Коперника. В ней с дулом, обращенным на улицу, стоял заряженный пулемет, а по углам дремали стрелки.
Вскочили, услышав наши шаги, и Березюк успокоил их движением руки.
— Это мы! — сказал. — А вы, ребята, чтобы нам обоим хорошо шлось, пустите одну ленту там вдоль Коперника. Потом отдохните какое-то время, чтобы мы смогли пробежать. Если же будет наступление с этой стороны, тогда забудьте о нас. Всего хорошего!
— Есть! Минуту назад был господин командир и сказал то же самое сделать.
И, выдвинув пулемет, пустили одну ленту вдоль Коперника, а пули с грохотом рассыпались по улице, домам, оконным стеклам и падали, звеня, на камни.
Мы выскочили из ворот и, прижимаясь к стене почтового дома, побежали вперед. Не добежав до угла, где улица Словацкого отделяла нас от дальней дороги и где лежали на земле и свисали над головой сорванные трамвайные провода и целая гуща умышленно обрезанных телефонных проводов, что очень затрудняло переход на другую сторону, услышали мы треск взрывающейся гранаты. Камни, прах, куски проводов, дым, все это столбом взвилось посреди улицы на перекрестке, именно там, куда мы должны были переходить.
— Это из второго окна справа! — крикнул Березюк, прислонившись к углу, скрывающему нас от летящих во все стороны обломков.
Но в тот момент мы услышали знакомый треск. Это наш пулемет отозвался, засыпая противоположные дома градом пуль. Прочистил нам дорогу! Видимо, враг на минуту притих, потому что в нашу сторону ничего не падало.
— Сейчас! — крикнул мне Березюк и побежал вперед, огибая провода, шины, побитое стекло и в тот же миг бежал уже по левой стороне Коперника в направлении города, прижимаясь к каменным стенам, каждую минуту поворачиваясь и
