Пазик упорно лез в гору, ворочаясь на колдобинах и тяжело вздыхая, как пенсионер. А Ветров вдруг улетел в мечтах. Ему привиделись завтрашние номера газет. На первой полосе крупными буквами: «Кровавая баня на границе». (Нет, слишком кричаще, подумал Андрей, в стиле желтой прессы.) «Бойня в ущелье Гивич»… (лучше, но все равно слишком нагнетает)… О! «Расстрел в ущелье Гивич» (простенько и со вкусом).
Главные редакторы всех центральных газет читали репортаж, уткнувшись в пахнущий типографской краской номер. Один из них радовался, что такой замечательный материал опубликован у него, другие злились от успеха конкурента…
Холеные руки начальников тянулись к телефонным аппаратам.
— Алло, — хором говорили редакторы всех газет. — Найдите этого парня, автора «Расстрела»…
Мечты-картинки не требовали слов. Они со скоростью экспресса уносили вперед. Вот уже Андрея берут на работу в Москву, покупают квартиру, кладут немыслимый оклад. А безумно красивые поклонницы — как же без них — очередями толпятся у подъезда, стремясь отдаться тут же — страстно, громко, безвозмездно…
Автобус резко качнулся. Ветров налетел лбом на стекло и сразу вернулся в реальный мир.
— Приехали, — сообщил офицер, сопровождавший группу.
Ветров вышел и увидел грузовик, уткнувшийся бампером в валун. Без колес ЗИЛ походил на раздавленного жука. По раскрытой двери лениво ползли огоньки. Они, как маленькие червячки, доедали то, что осталось от большого пламени.
Возле рассыпанной по асфальту кучи овощей стоял разведчик. Его Андрей знал в лицо еще по службе на Дальнем Востоке, правда, имя запамятовал. Но все равно подошел, поздоровался.
— Как дела? Узнал, кто расстрелял машину? — с ходу спросил он разведчика. А вдруг тот возьмет и вот так сразу расколется от неожиданности…
— Нет, — ответил Филин.
Ничего другого Андреи и не ожидал: разведчики никогда лишнего не говорят.
Филин же действительно ничего не знал. Более того, не имел даже каких-либо предположений, и это было хуже всего. Именно из-за этого Константин был зол. А еще его раздражал нерезкий, чуть пряный запах пота, перемешанный с запахом хозяйственного мыла, который исходил от Ветрова.
Такой уж был нюх у Филина: чувствовал все, хоть нос затыкай.
— Если узнаешь что, расскажешь мне? — без особой надежды спросил Ветров.
— Обязательно, — усталым голосом ответил разведчик. Мысленно добавил: «Пошел ты».
«Вот бы его завербовать! — подумал в свою очередь Ветров. — Классный был бы источник информации! Но как это сделать?»
— Печеной картошкой пахнет, — сказал он, втянув ноздрями дым, исходивший от кучи овощей.
— И горелым луком. — Константин поднял глаза и посмотрел на журналиста. — Огонь тлел всю ночь.
Солдаты в серых штормовках грузили трупы на бронетранспортер. Из живота одного из убитых лезли синие застывшие кишки. У всех убитых были напряжены обгоревшие члены.
Последними вытащили обугленные трупы из машины.
— Что вы тут херню всякую оставляете, — прикрикнул на бойцов плотный подполковник в выцветшем камуфляже, вытаскивая из кабины почерневшую кисть руки.
Человеческий «обломок» полетел в кучу человеческих тел.
— Гони на Бохчарв, — приказал офицер водителю бэтээра. — Там сгрузишь этих…
Он кивнул на «головешки».
Бохчарв — это ближайший пост, километрах в пятнадцати отсюда. Там уже ждал ГАЗ-66, назначенный труповозкой.
Бронетранспортер, кстати, по форме напоминающий гроб, отвез покойников и вернулся. А колонна стала собираться назад — в отряд. Внезапно выяснилось, что у пазика что-то сломалось.
— Возьми на буксир, оттащи на заставу, — приказал подполковник водителю одного из грузовиков, — товарищи журналисты, занимайте места на бронетранспортерах.
Ветров вскарабкался на броню одной из машин. Автоматчики, офицеры и журналисты с фото- и видеокамерами облепили башню и открытые люки впереди, в носовой части. Андрей не стал толкаться, устроился на «корме».
— А ты куда лезешь, — подполковник с улыбкой толкнул севшего рядом с ним худого капитана из автослужбы отряда, — я, что ли, твою машину ремонтировать буду?
Он показал на расстрелянный ЗИЛ. Казалось, что от машины осталась одна рама. «Хорошо, что люди и в таких условиях не разучились шутить», — отметил Ветров, запоминая фразу, чтобы использовать потом в репортаже.
На асфальте бэтээр набрал крейсерскую скорость. Андрею в лицо полетели какие-то черные кусочки. Поднятые ветром с брони, они попадали в рот и в глаза. Журналист отплевывался и закрывался рукой.
Вдруг его пронзила мысль: это же человеческие ошметки!!! Его едва не вывернуло наизнанку.
— На этом же бэтээре трупы перевозили, — шокировано прошептал Андрей, поворачиваясь к офицеру, сидевшему рядом, — это с них осыпалось. В нас летит человечина.
— Ну и что? — Офицеру было глубоко наплевать. — Ты еще реагируешь? Я давно привык.
* * *
«Я ничего не понимаю, я ничего не понимаю, — повторял Неизвестный. — Кто же я такой? Кто из них?»
Глава 2
Начальник разведотдела Группы пограничных войск России в Республике Таджикистан генерал Мазуров не предложил Филину сесть. Что уже было дурным знаком.
— Что ж ты, братец, меня позоришь? — Мазуров тяжело вздохнул.
Шефу не надо было кричать. Он умел говорить спокойно, но таким тоном, что подчиненные готовы были провалиться сквозь землю.
— Чем ты там занимался? — генерал недовольно и как-то устало посмотрел на Филина. Так добрый учитель обычно смотрит на двоечника, опять не выучившего урок.
— Виноват, товарищ генерал. — Константин развел руками. А что он еще мог ответить?
— Я для чего тебя туда посылал?
Филин ничего не ответил, лишь повинно опустил голову. Мол, понимаю, осознаю. На самом деле, теракт был как гром среди ясного неба. Просто случайно совпало, что Филин был в это время в командировке на том участке. Потому все шишки на него.
— Зато с афганцами ты отличился, молодец. — В негромком голосе генерала звучал сарказм. — Отдельное спасибо за Фаруха. Что молчишь?
— Готов понести любое наказание.
— Любое? — сурово переспросил Мазуров. — Это хорошо. Командующий сегодня два часа успокаивал афганцев на погранпредставительской встрече. Если бы после нее увидел тебя — убил бы. Так что свое ты еще получишь. А пока прочти это.
Он протянул серый бланк с отпечатанным мелкими буковками текстом.
То была шифровка из Службы внешней разведки. На ней — высший гриф секретности, который Филин про себя называл: после прочтения съесть.
