На него не обращали никакого внимания, пару раз сильно толкнули, а худощавый полицейский ударил его так, что Лейба отлетел к своим детям.
— Вот, — жалостливо объяснил он высокой Фейге, — твой отец обращается к ним, как к людям, а они бьют его, как скотину.
— Так они сами ведут себя как скотина! — не выдержала Матрена.
— Сейчас же замолчи! — прикрикнул на нее Лейба.
Соня придвинулась к отцу, одними губами спросила:
— Они что-нибудь найдут?
Отец бросил на нее испуганный взгляд, едва заметно отрицательно повел головой. К ним тут же быстро подлетел худощавый господин.
— О чем ты спросила у папы, девочка?
Соня молчала, глядя на пана большими немигающими глазами.
— Она спросила, — вмешался Лейба, — может ли отлучиться по-маленькому.
— Я не пана спрашиваю, а панну. Что панна сказала своему папе?
Соня молчала.
— По-маленькому она хочет, — снова вмешалась Матрена. — По-маленькому, пан офицер!
— Матрена! — взорвался Лейба.
— Ой, не орите вы на меня, если полицейских испугались, — отмахнулась та.
— Пан начальник, — подала голос Фейга, — оставьте ребенка в покое.
— Не мешайте, пани. Я веду допрос.
— У вас дети есть? — не отставала Фейга.
— Есть, двое, — ответил полицейский. — А при чем тут это?
— Окажись они в положении этого ребенка, они бы не только описались, но и обкакались.
Соня хохотнула в кулачок, Лейба испуганно взглянул на старшую дочь, а Евдокия от противоположной двери укоризненно покачала головой.
* * *
Была глубокая ночь. В доме стоял полнейший бедлам — все было разбросано, развалено, разрушено. Из домочадцев никто не спал: ни Евдокия, ни Фейга, ни Соня. Дети сидели на обломках кровати, мачеха продолжала стоять в дверном проеме. Матрена расставляла по местам какие-то вещи. Все наблюдали за допросом, который вел господин в цивильной одежде.
За спиной Лейбы стояли несколько полицейских, сам он сидел на обломках, которые с трудом можно было назвать стулом. Человек в цивильном расположился напротив. Он смотрел на старого еврея внимательно, с нескрываемой неприязнью.
— Ну что, пан Лейба? Будем признаваться или в очередной раз морочить голову?
Тот виновато улыбнулся, с готовностью кивнул.
— Конечно признаваться, пан офицер. Только сначала объясните, в чем я должен признаться?
— В который раз вы меня видите?
— В своем доме?
— Да, в вашем доме.
— Наверное, в первый… Знаете, я старый больной человек, и у меня плохая память на лица. Особенно на такие.
— Напомню, в пятый. Загадка: почему это я так часто к вам наведываюсь со своими людьми?
Лейба пожал плечами, улыбнулся:
— Наверно, кто-то вам здесь понравился. Может, даже моя старшая дочь.
Пан офицер перевел брезгливый взгляд на напрягшуюся Фейгу, придвинулся почти вплотную к Лейбе, свистящим шепотом сообщил:
— Скупка ворованного, перепродажа, контрабанда. Фальшивые деньги. Все это висит на тебе. И я поймаю тебя, Лейба. Сегодня не поймал — поймаю завтра.
Тот захлопал ладонями по тощим ляжкам, поднял глаза к потолку, забормотал:
— Боже мой, боже мой, за что ты меня так наказываешь? — И с недоумением спросил офицера: — Хотелось бы знать, кто наговорил вам обо мне столько глупостей?
— У заборов есть уши, а у домов глаза.
Лейба неожиданно расплакался:
— Чтоб эти уши завяли, а глаза полопались! Вы видите, пан офицер, в какой нищете живет бедный Лейба и его несчастные дети?!
— Пан офицер, — подала голос Матрена, — перестаньте издеваться над старым человеком.
— Замолчи, наконец! — сделал суровое лицо Лейба. — Если уважаемому человеку приятно издеваться, пусть издевается. Мне даже нравится. Я благодарен Богу, что Он послал такого хорошего человека в мой дом.
Пан офицер обвел насмешливым взглядом понурое семейство, в упор посмотрел на самого Лейбу.
— Когда от тебя уехали блатыкайные?
— Блатыкайные?! От меня, честного еврея? Вы, пан офицер, держите меня за полного бандита! Как можно принимать в правоверном доме блатыкайных?
— Блатыкайные уехали от тебя два часа назад, — раздельно произнес офицер.
— Боже мой! — вскинул руки Лейба. — Если вы знали, во сколько они уехали, так почему не задержали их? О боже! И такие люди работают в полиции!
— Что ты сказал? — побледнел пан офицер.
— Я сказал, что, будь я вашим начальником, вы давно бы маршировали младшим чином. Без погон! — хмыкнул еврей и, дернув плечом, добавил: — Надо же, знали, что были блатыкайные, и не задержали. Погром устроили бедному еврею!
Худощавый некоторое время молча смотрел на насмешливое лицо старого Лейбы и неожиданно ударил. Сильно, в самую переносицу. Лейба рухнул на пол, офицер вскочил со стула и принялся избивать его сапогами.
— Смеяться над паном офицером? Издеваться? Получай же, жидовска крэв!
Матрена заголосила, Фейга кинулась на помощь отцу.
— Что вы делаете?! Вы же его забьете!
Соня тоже сорвалась с места, вцепилась зубами в ляжку офицера, старалась ногтями расцарапать его физиономию.
— Чтоб ты сдох, пан! — кричала она. — Чтоб ты сдох!
Полицейские оттаскивали дочек, офицер уворачивался от ногтей Сони, продолжая яростно избивать лежащего на полу Лейбу. Матрена схватила палку с мокрой тряпкой, пыталась достать ею полицейского офицера. И только Евдокия продолжала стоять на месте, с ухмылкой наблюдая за происходящим.
* * *
Ночь плавно перетекала в утро. Фейга и Соня сидели в темной гостиной на разбитых ящиках и не сводили глаз с дверей отцовской спальни. Платье старшей сестры было изодрано, лицо Сони казалось багровым из-за кровоподтеков. Тихо плакала в сторонке Матрена.
Дверь спальни открылась, оттуда вышел доктор с саквояжем в сопровождении Евдокии. Он посмотрел на привставших дочек, перевел взгляд на мачеху.
— Есть все основания ждать худшего.
— Худшего для кого? — спросила Фейга.
— Для вас. А для пана Лейбы — лучшего. Через час-другой он может оказаться в гостях у самого Господа Бога.
Матрена громко запричитала. Фейга охнула и слегка сползла по стене. Соня придержала ее за плечо. Евдокия бросила холодный взгляд на дочек и жестом пригласила доктора следовать за ней. Проходя к дверям, сильно толкнула Матрену, от чего та сразу умолкла.
У ворот дома мачеха отдала доктору деньги за визит.
