Тем временем, я спускался всё ниже и ниже к набережной канала. Башни здесь стояли уже поскромнее и поновее: алдов по пятьдесят-семьдесят. Совсем рядом с каналом располагался обширный участок, огороженный стеной, из-за нее торчал куцый огрызок башни в лесах. Эти ребята затеяли строительство лет десять назад, но немного преуспели. Над незаконченным фундаментом слабо светилась растянутая на металлическом кольце двухалдовая Печать. Хозяева участка, очевидно, хотели собрать немного эссенции, чтобы продать ее и продолжить работы.
По мне, они с таким же успехом могли повесить плакат «Мы — неудачники».
На мосту я остановился, чтобы перевести дух. Выбрасывающий облака пара буксир вёл длинную вереницу гружёных барж. На носу буксира стояла капитан с дочкой, одной рукой держась за рычаг штурвала, а другой — приобнимая за плечи девочку. Двое матросов сгоняли с палубы дождевую воду щётками. Старик в брезентовой куртке, развалившийся в кресле на той же палубе, грел на коленях маленькую белую кошечку, курил и глазел по сторонам. Я поприветствовал его кивком головы, он кивнул мне в ответ и выпустил огромный клуб дыма, видимо, соревнуясь с пароотводной трубой. Я невольно залюбовался картиной. Сразу видно, люди занимаются делом, ведут интересную жизнь, не то, что некоторые Алые, не желающие знать ничего за пределами города.
Часы в кармане прозвенели половину седьмого. Штиль, куда делось время? Я же гнал всю дорогу!
Поминая нечестивые ветра, я сорвался и побежал. Вот как, скажите, сапоги из укреплённой эссенцией Порядка кожи могут пропускать воду? Это логически невозможно. И, однако, я почувствовал, что мои носки отсырели и начали сползать с пяток.
— Ройт? Привет! Ещё не под арестом?
Я обернулся. С высоты огромного буланого коня на меня смотрела, улыбаясь, Охранительница Йис. Ровесница и подруга моего отца, которая уже десять лет была Архонтом, отвечавшим за безопасность в Ван-Елдэре. Худая, сероволосая женщина с хищным орлиным профилем, добрым сердцем и сокрушительными способностями.
— Вот как раз сбегаю, — отозвался я. — Привет, Йис. Не хотите меня арестовать и срочно доставить к площади Дружелюбия — а там ненадолго отпустить под честное слово?
— Спешишь на дуэль Токри и Хака?
— Вы уже знаете?
— Я знала о ней ещё тогда, когда они не познакомились.
— Ого! А знаете, чем закончится?
— А то. Если ты там через двадцать две минуты не появишься, будет плохо дело, так что тебе лучше поторапливаться. Правда, тебя я не подвезу, уж извини. Так тебя твои приятели за агента охранки примут. Но подскажу: если ты через два квартала свернёшь направо в проулок, то успеешь.
Я было припустил туда, но Йис щёлкнула пальцами, и ноги мои примёрзли к плитам.
— Рано. Через семь… три… один… теперь беги! И, когда наворотишь глупостей, постарайся, хотя бы, не включить в их число подлость, — крикнула она мне вслед.
Поразительно, день только начался, а я получил уже целых два предупреждения и совета, которых не спрашивал. Несправедливые обвинения рано утром, когда скачешь по осенним лужам — не самое приятное начало дня. Разозлённый, я обернулся на полдороге, чтобы показать Йис пару оскорбительных жестов. А затем скрылся в проулке.
Там никого не было. Я нёсся, перепрыгивая через ещё не убранные бутылки из-под молока, которые выставили хозяйки, и пару раз едва не налетел на бельевую верёвку. Вдруг одна из дверей отворилась, и наперерез мне с грохотом выкатился странный механизм. Четыре колеса были укреплены вокруг двух небольших кресел; под ними виднелись какие-то зубчатые передачи и цепи.
На левом кресле восседал Радардан, одетый в кожаный плащ и белый пробковый шлем. Я не успел затормозить и с грохотом врезался в очередное гениальное изобретение моего Белого приятеля.
— Радардан, чтоб тебя, я едва шею не свернул!
— Садись скорее, Ройт, — он показал мне рукой на кресло, — я тебя подвезу!
— Спаси ветер, мне ещё жизнь дорога, — возмущённо отказался я. — Твоя колымага развалится по дороге на первой же ступеньке.
— Не развалится, я уже неделю на ней гоняю, — он настойчиво похлопал рукой по креслу. — Садись!
Я вспомнил слова Йис и сел.
— Ремнём пристегнись, — зачем-то сообщил Радардан, пристёгивая меня самостоятельно. — Теперь найди внизу педали и крути их ногами, как будто играешь на органоле с педальным приводом.
Я никогда не играл на органоле с педальным приводом и не собирался, однако послушно начал нажимать на железные педали.
Они с трудом начали вращаться, и сразу же механизм пришёл в движение. Радардан вывернул руль вбок, и мы, развернувшись, помчали по проулку, сокрушая пустые бутылки.
Когда мы свернули на улицу, Радардан начал трезвонить в колокольчик и орать «поберегись». Пара сонных лошадей, везущих фургоны, вскинулись и захрапели, с трудом удерживаемые возмущенными возницами. К счастью, сейчас как раз наступал тот час, когда трудолюбивые ремесленники уже приступили к работе, а скучающие аристократы ещё досматривали утренние сны, и на Белых улицах было почти пусто.
Я жал педали, Радардан поначалу пытался делать то же самое на своей стороне, но понял, что одного меня хватает с лихвой, и сосредоточился на управлении. Мы прогрохотали по всей аллее Почтительности, пересекли площадь Дружелюбия и свернули на гравийную дорожку в парк Девяти Добродетелей. Там началась тряска, причём настолько неприятная, что я едва мог крутить педали.
В конце парка уже собралась изрядная толпа Белых в светлых нарядах, среди которых мелькала пара красных мантий. Я выскочил из нечестивой машины и немедленно понёсся к ним.
Я сразу заметил темноволосую голову Токри. Обычно растрепанная, сегодня она заплела две плотные косы. Токри выглядела потерянно: она приподнималась на цыпочки и щурилась, вглядываясь в лица окружавших её людей. Я крикнул:
— Токри! Я здесь! — и она, услышав мой голос, подбежала ко мне.
Мы обнялись. В затылке холодком сквозила мысль, что это, возможно, последний раз, когда я её обнимаю, но я решил не поддаваться панике. Меньше всего Токри нужно сейчас чувствовать мой страх.
— Я начала бояться, что ты не придёшь, и тогда мне придётся менять видящего.
Я хмыкнул: подводить друзей в столь важный момент точно не в моих правилах.
— Смотрю, ты уже подготовилась.
На ней было белоснежное кимоно и мягкие войлочные тапочки. Под мышкой висела кобура.
— Я очень зла, — сообщила она сквозь зубы. — Этот мерзавец не заслуживает жизни.
Я глянул на противоположную сторону от Квадрата, где стоял Хак со своими приятелями. Хак, жилистый мужик с хищным взглядом, смотрел прямо на меня. Его видящий был похож на рептилию — сутулый парень с невыразительным взглядом и мягкими движениям словно бы бескостных рук. Он что-то шептал Хаку на ухо.
В моём кармане часы
