на его лице, делая выражение еще более сердитым.
— Ты про что вообще? — Яна почувствовала такой же укол злости, который настигал ее при мыслях о мамином поступке.
— Что за шутки такие?
— Какие?
— Бесовские. Со следами этими.
— С чем?
— Вот, иди сюда, — Илья достал телефон.
— Где это? — пробормотала Яна, глядя на экран.
— Где-где… в Верхней Салде.
— Я серьезно.
— В комнате у меня. Еще на паперти нашел.
— Где, блин?
— На ступеньках перед воротами в храм.
— Ща зубы почищу, и заходи. Покажу кое-что, — кивнула Яна, выдавливая пасту на зубную щетку.
Завершив утренний ритуал, она глянула сначала на дорогу, проверяя, не вздумала ли теть Зоя вернуться. Затем — на участок соседки, той тоже не наблюдалось. После этого открыла калитку и пригласила.
***
— Где же они?! — Яна разбрасывала вещи по комнате, а Илья смущенно наблюдал, как на пол и кровать летели когда юбка с футболкой, а то и более интимные предметы, вроде кружевного лифчика.
— Долго еще? — уже почти беззлобно спросил он после очередного кислотно-розово-зеленого предмета, упавшего ему под ноги.
— На днях же здесь были! — буркнула Яна.
— Кто были?
— Не кто, а что. Кеды. Малюсенькие.
— Опять за нос меня водишь?
— Омг, фразочки-то какие старомодные.
— Объясни, что за игры у тебя?
— Какие игры? Ты на мои ноги посмотри.
Яна растянулась на кровати, пошевелив пальцами ног с ярким педикюром: “Тридцать девятый размер, — она похлопала по краю покрывала, приглашая Илью сесть рядом, — а там следочки малюсенькие, у меня лет в девять такая нога была.”
Илья открыл рот, чтобы возразить. В этот момент хлопнула дверь.
— Янка, ты где? Иди, помоги мне, — теть Зоин голос раздался совсем рядом с дверью.
— Я сейчас. Переоденусь только, — Яна хихикнула и приложила палец к губам, глянув на Илью.
— Давай, я во дворе буду ждать, — ответила тетка уже с крыльца.
Илья попытался встать, но ноги его не слушались. Сердце ухало и подпрыгивало, словно ему вдруг стала мала грудная клетка. Глаза заволокло белым туманом, а к горлу подступила противная, кисло-горькая тошнота. Он снова приподнялся и с грохотом бухнулся на кровать. Яна обняла его и прошептала в ухо: “Тише! Что с тобой?”. Тут же она вспомнила, что дверь не заперта. Но было уже поздно, теть Зоя на всех парах неслась через весь дом, чтобы ввалиться и увидеть их с Ильей на кровати в обнимку, среди раскиданных вещей.
— Ах ты, бл…, — прошипела она.
— Скорую вызывай быстрей! — перебила ее Яна.
— Не надо… скорую, — еле слышно прошептал Илья.
Шатаясь, он поднялся с кровати и вышел из комнаты.
— Илюш, может… — Яна попыталась взять его за руку.
— Не надо, — Илья вырвался и направился в сени.
Яна вздохнула, услышав, как скрипнула калитка.
— И вот что мне с тобой делать? Крапивой отходить? На горох поставить? — теть Зоин голос сейчас был особенно шершаво-ехидным, словно она хотела, плюсом к описанным вещам, пройтись наждачкой по Яниным перепонкам.
— Да что хочешь, то и делай. Только у меня тоже вопросы есть. — Яна зыркнула на нее, скрестив руки на груди.
— Ты о чем сейчас, дите?
— Чья это комната?
— Моя. Здесь все мое и только.
— А кеды чьи?
— Тебе голову напекло? Или приняла что?
— В шкафу которые были.
— Ты это, покаянный канон перед сном почитай. Я за здравие тебе закажу. Мне одну требу обещали за продукты.
— Беги, жалуйся маме. Я правду все равно узнаю.
Яна встала и начала закидывать вещи в шкаф. Теть Зоя еще пару минут сверлила ее глазами, скорчив фирменную “козью морду”. Потом пробормотала:
— Сын у меня был. С рождения болел. Умер в три года.
***
К липкому душному ночному мареву, притворяющемуся реальностью Яна уже почти привыкла. Страх, стыд и отвращение скользили тенями по углам, норовя проникнуть в ее мысли. Ночь стояла сухая и жаркая. Хотелось пить, но идти через теткину комнату — не вариант.
“Тум!” — что-то увесистое, но довольно мягкое ударилось о стекло.
Она глянула во двор. Кто-то худой, небольшого роста, прятался за яблоней. Или опять ее глючило? Яна легла, в надежде провалиться туда, где ее ждут с прошлой ночи сладкая вата, приключения и рыжие локоны. Но у ее воображения были иные планы.
Она снова оказалась у окна. А маленькая худая тень отделилась от яблони и двинулась к дому. Все ближе и ближе. Яна захотела закрыть глаза, но не тут-то было. Кричать сейчас тоже бесполезно, изо рта вырвется только нечто среднее между вздохом и писком. А тень была уже совсем близко. Настолько, что можно разглядеть черты лица. Точнее, того, что, видимо, когда-то было лицом. Теперь это серовато-желтая кожаная маска, у которой крупными стежками зашиты опухшие веки и синюшные губы. Тень припала к окну, и вот уже Яна могла рассмотреть нитку, которой были стянуты глаза и рот. Толстая, красная. Такой моток недавно попадался ей на глаза. Когда теть Зоя просила разобрать кладовку. Яна запомнила, что вместо катушки там было что-то другое, длинное, с острыми концами. “Веретено”, кажется, так это называется.
Тень вытянула худую руку и опустила ее вниз, указывая пальцем в сторону яблони.
***
— Янка, вставай! — снова шесть утра и теть Зоя.
Яна повернулась на бок и простонала:
— У меня живот болит.
— Как блудить, так ничего у нее не болит! Еще раз увижу тебя рядом с Илюшей…
— И что? Что ты мне сделаешь? Под яблоней закопаешь?
Теть Зоя замахнулась на нее и сжала ладонь в кулак:
— Ух, была б я твоей матерью! Ладно, пойду я, а то на автобус еще опоздать не хватало из-за тебя.
— А ты куда?
— Не твоего ума дело. Приеду — чтоб посуда вымыта была, и куры накормлены.
Дождавшись, когда тетка выйдет за калитку, Яна полезла в кладовку. Вот он, тот самый моток, притаился в углу антресоли и краснел, словно от стыда за груды пыльного хлама, который его окружал. Яна встала на цыпочки и попробовала дотянуться. Нет, с ее ростом — никак. Только кончиками пальцев удалось зацепить какую-то пыльную тетрадь, из тех, в которые теть Зоя обычно записывала рецепты. В “облако” сохранять, видать, тоже “от лукавого”. Поэтому фолианты-пылесборники занимали половину полок в доме.
Яна принесла из сеней маленькую облезлую табуретку с круглой дыркой в центре сидушки. Осторожно оперлась на нее одной ногой. Вроде должна выдержать. Встав на нее, она протянула руку к мотку, смахнув на себя тучу пыли, которая моментально атаковала глаза и нос, в ответ на такое непочтительное отношение. Уцепившись
