ещё и одним из эпизодов «ленинградского дела», а музей был закрыт, по иронии судьбы, 5 марта 1953 года.
Эти мелкие детали мозаики характеризует монтаж самой книги о шуме машин времени.
Монтажные мельницы мелют тонко и верно.
04.12.2015
Осенний счет (о литературных итогах)
Практически окончился премиальный сезон этого года (за исключением премии «Дебют», которая занимает особое положение по определению).
Огласили «Большую книгу», дали «Букер», присудили «Ясную поляну». Прочитана Нобелевская лекция, на этот раз имеющая к нам более отношения, чем обычно.
Статуэтку «Ясной поляны» получила Гузель Яхина с романом «Зулейха открывает глаза», «Букера» — Александр Снегирёв с романом «Вера» (фактически можно считать победителем и Алису Ганиеву с букеровским грантом на перевод).
Главную премию «Большая книга» получила как раз уже ставшая лауреатом Гузель Яхина за тот же роман про трудную женскую судьбу на фоне угрюмой советской жизни. Второе место — у Валерия Залотухи и его романа «Свечка», огромного текста, которому покойный писатель посвятил последние годы своей жизни. Третье место — у «Зоны затопления» Романа Сенчина. Сенчин, кстати, очень интересный феномен: несмотря на молодость, он человек старой литературной традиции.
Но премии — это куда более интересная вещь, чем кажется. С ними — как со свадьбой в конце сказки, а в настоящем сюжете самое интересное наступает именно после свадьбы.
Я рассказываю эту историю с некоторым цинизмом. Понятно, что летучее вещество литературы, её вольный ветер веет, где хочет. Материальный дар или почётное звание сопрягаются с этим движением загадочным образом. Неизвестно, в общем, каким. У товарища Брежнева была литературная премия, а у писателя Шаламова — нет. Я вообще сторонник того, чтобы всем писателям сразу дать все премии, пусть им будет хорошо.
Но сразу дать все премии нельзя, потому что премия, Премия вообще — это институт, который поддерживает читательский интерес к писателям.
Это вообще что-то вроде диссертации в прежние времена.
И дело не только в том, что за защитой диссертации следовала прибавка в окладе, а в том, что это было условием карьерного роста. Многие диссертации никто больше не читал, но это была, так сказать, проверка — человек, прошедший эту процедуру, может играть по правилам. Быть маленьким или большим начальником в науке — нет, и тогда, в строгие времена было полно чужих диссертаций, защищённых как свои, и прочих безобразий. Но всё же это была некоторая сертификация людей, остаточное уважение к которой мы ещё и сейчас наблюдаем: одно дело, тебе про память воды рассказывает, вращая глазами, какой-то безумец. Совсем другое дело, когда под ним бежит строка «кандидат медицинских наук».
Так и здесь — не тот писатель, кто выпустил книгу, не советское время на дворе. Сейчас книги, по меткому выражению одного критика, превратились в аксессуар светского человека — что-то вроде дамской сумочки, перчаток или тросточки франта.
Писателем может считаться человек, который получил какую-нибудь премию — лучше одну из главных.
Эта премия даёт возможность работы. Нет, тираж, конечно, тоже вырастает, но тиражи даже у знаменитостей невелики.
Писателя берут на работу в жюри, у него начинается пора бесплатного писательского туризма, его возят на всякие зарубежные и отечественные мероприятия, его берут в какой-то проект, и это всё решительно прекрасно — потому что это не самая дрянная работа.
Книгу его можно не читать, тут прямая аналогия с диссертациями, о которых я говорил раньше, писатель представляет себя в интервью и телепередачах, он выходит на сцену провинциального зала и что-то говорит.
Идеальным писателем может считаться тот, кто молод и хорош собой (хотя ухоженные старички тоже бывают симпатичны), не дряхл, то есть лёгок на подъём, потому что придётся много летать — аэрофобия сильно мешает делу. Если такой писатель знает хотя бы пару языков, ну ладно — хотя бы английский (одно дело — нанимать специального переводчика и ловить заблудившегося писателя по разным аэропортам, а другое, если он сам доедет и сам расскажет всё публике), то всё, он обеспечен работой на многие годы.
И вот это разновидность писателя-клоуна.
В этом слове нет обидного оттенка. Я как-то специально написал целую статью про писателей-клоунов и писателей-сценаристов, про две эти модели поведения.
Кто не хотел бы быть клоуном? Всяк бы хотел. И я хотел бы.
Но сертификат клоуна дают не всем, этот виртуальный красный нос — в руках у литературных премий.
Иногда возвышают голос обиженные — и начинают кричать, что везде всё схвачено и дают только своим.
Тут я скажу, что вовсе нет.
По крайней мере, там, где я служил.
А я довольно долго работал на одной премии, среди прочих, кто читал присланные книги. Так вышло, что у меня довольно высокая скорость чтения, а я ещё долго совершенствовал её, работая книжным рецензентом. И по сей день я благодарен этой работе за то, что в сезон прочитывал около сотни книг и по-настоящему ощущал то, как пишут люди. Это эффект, похожий на аэрофотосъёмку; обычно человек, пишущий о книгах, выбирает себе окошко для обзора — тему или просто привередничает, а я читал всё — и хорошее, и дурное.
И я обнаружил, что сама премия выталкивает или не выталкивает из себя текст.
В этом движении какая-то нечеловеческая или внечеловеческая правда жизни.
И вот тебе, писатель, красный нос.
Поедешь в Лондон или Франкфурт, будешь говорить в телевизор, как важно читать, и про то, что нужно любить друг друга. Или пересказывать свою книгу.
Он превращается из писателя в спикера, термин, употребляемый журналистами, ищущими «говорящую голову».
Одно дело, если в телевизоре появляется неизвестная голова и говорит о нравственности просто так, совсем другое — если в бегущей строке значится: «писатель, лауреат». Этому, значит, можно.
Под конец я предлагаю читателю проделать поучительный эксперимент: вспомнить, кто получал главные литературные премии лет семь-восемь назад, ну, хорошо — три-четыре года тому.
А потом проверить, погуглив.
Я погуглил.
Очень отрезвляет — в особенности тех, кто спорит о судьбоносности выбора.
Невнимательному читателю может показаться, что я недоволен этой картиной мира и этим образом существования литературы, а также кем-то из многочисленных лауреатов — так вовсе нет.
Это как с демократией, про которую Черчилль говорил, что она отвратительна, но лучше ничего нет.
Ну, нет у нас иного механизма.
И те выборы, что случились в конце этого года — ещё лучше прочих.
10.12.2015
Кончен год (о том, чем закончился Год литературы в России)
