заявителей.
ЛАНЦЕЛОТ. Да, я в курсе. Всё самое вкусное получили лакеи бургомистра. Они сделали это законным путём. У нас правовое государство. Ещё по капельке?
ФРИДРИХСЕН. Я так и знал, что вы ничего не будете делать.
ЛАНЦЕЛОТ. Как и с бандой купцов-мукомолов, которым вы намерены передать паи.
ФРИДРИХСЕН. А, так у вас был Миллер.
ЛАНЦЕЛОТ (тянется к бокалу с коньяком, но вместо этого берёт недопитое вино и пьёт залпом). Что, Миллер лжёт?
ФРИДРИХСЕН. Увы.
ЛАНЦЕЛОТ. Увы, да — или увы, нет?
ФРИДРИХСЕН. Увы, он добросовестно заблуждается. Хотя я с большим удовольствием передал бы паи своим друзьям. В отличие от лакеев бургомистра, они хотя бы не дураки, и смогли бы управиться с производством. Но интересы государства требуют других решений.
ЛАНЦЕЛОТ. Пугаете.
ФРИДРИХСЕН. Нам придётся передать остатки неподеленной собственности нашим наиболее опасным врагам.
ЛАНЦЕЛОТ. Кому же именно?
ФРИДРИХСЕН. Большой пай должен получить издатель «Вечернего дракона».
ЛАНЦЕЛОТ. Зачем?
ФРИДРИХСЕН. Чтобы он не печатал ностальгических статей о том, как хорошо жилось при драконе. Чтобы не требовал в каждом номере пересмотра дела бывшего бургомистра и его помощника. Чтобы он не намекал на вас, Ланцелот, как на некомпетентного управленца…
ЛАНЦЕЛОТ. А в суд за клевету на него подать можно?
ФРИДРИХСЕН. У него всё прикрыто гладкими словами. Законный суд подтвердит его правоту. Незаконный — тоже, только в другом смысле. Так что придётся договариваться.
ЛАНЦЕЛОТ. А может, и чёрт с ним? У нас демократия. Пусть он пишет, что хочет, а мы будем делать то, что должны. Изгонят меня — ну и прелестно. Пойду поищу ещё какого-нибудь дракона. На худой конец — злодея или разбойника. Их хотя бы можно убить.
ФРИДРИХСЕН. У нас демократия, пока вы — её гарант. Вы отдаёте себе отчёт в том, сколько продержится эта самая демократия без вас лично?
ЛАНЦЕЛОТ. Ненавижу слово «отчёт». Кто там ещё в этом вашем списке?
ФРИДРИХСЕН. Бывший начальник городской тюрьмы.
ЛАНЦЕЛОТ. Это который лично пытал моих друзей?
ФРИДРИХСЕН. Он много знает.
ЛАНЦЕЛОТ. Что именно?
ФРИДРИХСЕН. Ну например… Помните вашего покойного друга, шляпника? Который дал вам шапку-невидимку?
ЛАНЦЕЛОТ (мрачнеет). Да, помню. Очень жаль. Погиб трагически. В смысле — нелепо.
ФРИДРИХСЕН. Да, вот именно. По официальной версии — попал под лошадь. По неофициальной — попал под лошадь в нетрезвом виде.
ЛАНЦЕЛОТ. Да просто спился. После тюрьмы он не просыхал. Говорят, с ним там обошлись очень скверно.
ФРИДРИХСЕН. Не только. Он боялся разоблачения. Его шапки-невидимки были разработаны для тайной полиции господина дракона. Очень помогало незримо присутствовать при всяких разговорчиках и выявлять смутьянов. Благодаря этому остроумному изобретению тюремные подвалы всегда были полны, а у начальника тюрьмы хватало работы.
ЛАНЦЕЛОТ (вертя в пальцах рюмку). Я догадывался. Очень уж специфическое устройство.
ФРИДРИХСЕН. Вот именно.
ЛАНЦЕЛОТ. Но он же дал мне шапку-невидимку и помог победить дракона. Разве это не искупает его прошлое?
ФРИДРИХСЕН. Для нас с вами — искупает. А для обывателей такая информация — конец героического мифа. Герой оказался подлецом, всю жизнь работавшим на охранку. И не он один. Господин начальник тюрьмы может многое рассказать и о других героях сопротивления. Например, о…
ЛАНЦЕЛОТ (перебивая, повышая голос). Кому рассказать?
ФРИДРИХСЕН. Допустим, специальному корреспонденту «Вечернего Дракона».
ЛАНЦЕЛОТ. А что случится, если он это расскажет, а «Дракон» опубликует?
ФРИДРИХСЕН. Это разрушает официальную версию нашей новейшей истории и подорвёт основы легитимности нашего режима.
ЛАНЦЕЛОТ. Так сколько же мы должны заплатить господину тюремщику за сохранность официальной версии нашей новейшей истории?
ФРИДРИХСЕН. Гораздо меньше, чем мукомолам.
ЛАНЦЕЛОТ. Я всё время слышу об этих чёртовых мукомолах. Что с ними такое?
ФРИДРИХСЕН. Крупнейшая в городе банда. Бьют пестами, а могут и в жернова провернуть.
ЛАНЦЕЛОТ. Почему же дракон их не истребил, как цыган?
ФРИДРИХСЕН. Они платили ему дань, а цыгане отказались.
ЛАНЦЕЛОТ. А теперь они требуют дани от нас?
ФРИДРИХСЕН. Да.
ЛАНЦЕЛОТ. Потому что мы не можем их сжечь или свести с ума ядовитым дымом, как это делал дракон?
ФРИДРИХСЕН. Именно.
ЛАНЦЕЛОТ. А если собрать горожан, чтобы они разобрались с этими мерзавцами?
ФРИДРИХСЕН. Вы же знаете, какие у нас горожане. Кроме того, муку эти мерзавцы всё-таки тоже мелют. Граждане не захотят остаться без булочек.
ЛАНЦЕЛОТ. Пожалуй, я сам наведаюсь к этим ублюдкам и объясню им, как надо себя вести.
ФРИДРИХСЕН. Вы не в форме.
Молчание. Оно продолжается секунду, вторую, третью.
ФРИДРИХСЕН. Простите, я не должен был этого говорить… но кто-то должен был это сказать.
ЛАНЦЕЛОТ (равнодушным, слегка развязным тоном). Да, я слегка неважно себя чувствую. Старые раны, то-сё. Ладно, проехали. Кто ещё претендует на драконьи вымороки?
ФРИДРИХСЕН (развязывает тесёмки папки, достаёт листок бумаги). Вот полный список.
ЛАНЦЕЛОТ берёт бумажку, просматривает. Внезапно взгляд его останавливается.
ЛАНЦЕЛОТ. А что тут делает господин Вексельбонд? Это вообще кто?
ФРИДРИХСЕН. Иностранец. Оказывал бескорыстную гуманитарную помощь во время кризиса, связанного с арестом бургомистра и расстройством дел. Поставлял в наш город сахар и масло.
ЛАНЦЕЛОТ. Не помню никакого Вексельбонда. Но допустим, раз уж мы столько всего уже допустили. Почему мы должны платить за бескорыстную гуманитарную помощь собственностью?
ФРИДРИХСЕН. Чтобы он поменьше распространялся о том, как её распределяли. В частности, о некоторых ваших распоряжениях.
ЛАНЦЕЛОТ. Каких же?
ФРИДРИХСЕН. В своё время вы подписали распоряжение об экстренном изъятии всех запасов сахара и масла, в том числе из больниц и детских учреждений, и создании единого продовольственного центра.
ЛАНЦЕЛОТ. Помню. Подписывал. Потому что во всех больницах и детских учреждениях внезапно завелись крысы. Как мне объясняли специалисты, раньше крысы боялись дракона и сидели тихо, а как дракона не стало — обнаглели. И съедали они почему-то сначала масло и сахар.
ФРИДРИХСЕН. Я сам убеждён, что в тот момент это была разумная мера. Но господин Вексельбонд утверждает, что единый продовольственный центр стал центром коррупции и злоупотреблений народной нуждой. В частности, он говорит, что продовольственный центр обслуживал в первую очередь ратушу и администрацию Ланцелота.
ЛАНЦЕЛОТ. Скорее всего, так оно и было. И что? Много я съел народного масла?
ФРИДРИХСЕН. Он также утверждает, что ему мешали вести филантропическую деятельность по снабжению населения продовольствием.
ЛАНЦЕЛОТ (хлопает себя по лбу). А-а-а! Ну как же, как же! Это же тот Вексельбонд, который открыл по всему городу обменные пункты? Масло и сахар в обмен на серебро, золото и произведения искусства?
ФРИДРИХСЕН. Он самый.
ЛАНЦЕЛОТ. Если эта мразь ещё хоть один раз появится в нашем городе… (остывает) Этому человеку мы не дадим ничего. Кому угодно — только не ему.
ФРИДРИХСЕН. Правильно ли я понимаю, что по
