была в бешенстве и, не удержи ее глава клана, не оставила бы здесь ни единой живой души. Но меня беспокоит не это…
Митьяна сама не заметила, как сжала пальцами подол юбки.
— Рууман отправляется в западные земли. Он сказал, что у зверолюдов есть общее дело… что-то навроде совета. Неудачное они время выбрали, ох, неудачное… Надеюсь, Рууман понимает, что делает…
Охотник вздохнул и сцепил пальцы в замок. Мита опустила взгляд на свои руки и заметила, что они подрагивали.
— Пока он не вернется, в лес нам ходить запрещено? — тихо спросила она.
— Похоже на то. Защиту в лесу нам никто не обещает.
Мита подошла к отцу и присела рядом с ним, положив ладони на его руки.
— Ты переживаешь, что со мной что-то случится? Не волнуйся. Деревенские меня в обиду не дадут.
— Тебе травы нужны… — вздохнул он.
— Ничего. Нам с тобой хватит, деду Казиру и Зере тоже. А остальные поймут, коли времена непростые.
Отец слабо улыбнулся и обнял Митьяну.
— Ты всегда видишь лучшее в жизни и в людях, милая. Боги наградили меня прекрасной дочерью.
Травница отстранилась и поцеловала его в лоб.
— Тебе пора, — сказала она. — Иначе не успеешь добраться до города к вечеру.
* * *
[1]Здесь и далее прим. автора. В Калсанганском уделе счет лет идет с момента его основания. Такая система исчисления была распространена до принятия единым жреческого календаря культа Солнца, где точкой отсчета считался день вознесения бога Солнца на небо. В записях старое летоисчисление часто можно определить по наличию Х перед годом.
То есть, сейчас в книге идет 514 год с момента основания Калсанганского удела.
Глава 2
Лик
Волколюды отличаются от обычных волков. Они гораздо крупнее, увидишь — не спутаешь. А еще по их глазам видно — они обладают человеческим разумом. Когда я встретил их и думал, что отправлюсь к первым богам, они, в отличие от диких зверей, не бросились на меня. Один из них зарычал на сородичей — и те отступили, будто повинуясь приказу. Похоже, он среди них был главным. Никогда бы не подумал, что у волколюдов тоже есть такие понятия, как власть и положение в обществе.
Из заметок неизвестного путешественника
Х514 год, 7 день месяца Зреяния
Хоть клан Лииш и жил по-людски в поселении в самой глуши леса, порядками и повадками его жители напоминали волчью стаю: только вчера вождь Рууман Острый Клык отправился в западные земли на встречу с другими кланами, а волколюды уже почуяли в его сыне слабину и попытались вывести из равновесия его, а заодно и всю общину. Ему пришлось быстро взять себя в руки и поставить смутьянов на место, вбив в головы сородичей, что закон их вождя никто не отменял, а в его отсутствие он, Лик, несет его волю и следит, чтобы она исполнялась.
Советник вождя Ирмар в происходящее не вмешивался. Если бы он принялся усмирять недовольных, то оскорбил бы не только Лика, но и Руумана, доверившего дела сыну. У волколюдов чем ты сильнее, тем выше твое положение в общине. В жизни Лика в очередной раз наступил момент, когда ему пришлось доказать, что свой статус он получил по праву.
Чтобы выплеснуть накопившееся раздражение, Лик с рассветом поднял на лапы половину воинов и повел их на обход земель. На деле, вместо обхода он погонял их по лесу, да так, что в селение волки возвращались, тяжело дыша и подбирая свисавшие набок языки. Ирмар решения Лика не одобрил. Тот понял это по его взгляду, но повода высказаться не дал — советник и так следил за каждым его шагом и не упускал случая прочесть нравоучения. Отношения у них, мягко говоря, не складывались: Лик злился, что Ирмар до сих пор считал его щенком, постоянно опекал и пытался учить жизни.
Лик послал патруль к северной границе, к плато Авент. Во главе отряда он поставил Тайру, первую воительницу клана и свою младшую сестру, а сам отправился на юго-восток, где простиралась равнина, отделявшая лес Лииш от людской деревни.
Солнце стояло в зените, заливая равнину ровным ярким светом. Лик шел вдоль кромки леса. Лииш был ему домом: он родился в его глуши, вырос, бегая среди стволов могучих сосен и елей; здесь он поймал своего первого зайца и первую крупную добычу — молодого оленя с небольшими рогами. Эти рога до сих пор висели в его комнате, как напоминание: Лик когда-то слышал, что человеческие охотники хранят свои трофеи на память, и это пришлось ему по душе.
Да, он любил этот лес, и потому мысль о том, что его придется с кем-то делить, зарождала противоречивые чувства.
С одной стороны, отец был прав: если клан не научится жить в мире с людьми, два народа рано или поздно перебьют друг друга. Лику было все равно, кто у них в соседях, лишь бы они держались границ и не лезли в дела клана. Люди же нарушали оба этих условия. Они отобрали себе равнину под выпас скота и не реже двух раз за седьмицу заходили в лес. Деревенский охотник, к примеру, отстреливал дичь, которая принадлежала клану и кормила их детей. Более того — люди смели нападать на их сородичей! Только этого, по мнению половины клана, было достаточно, чтобы развязать войну.
Лик поднялся на небольшой скалистый выступ и направил морду по ветру. Воздух был плотным и душным. Волколюд старался держаться тени: его бурый с рыжиной мех быстро нагревался на солнце. Взгляд его темно-зеленых глаз был направлен на равнину — огромное море пестрых цветов и пожелтевших от жары трав, в котором бродили черно-белые и ржаво-коричневые коровы. Река, бегущая с гор на севере, огибала равнину серебристой лентой, билась на два рукава, одним из которых обнимала нестройную кучку низких домов, сливалась с тонкой ниткой родника, текущего у подножия холма, и убегала на юг. Над крышами вился дым; ветер подхватывал его и уносил на тот берег, где начинался светлый сосновый лес.
Лик вздохнул полной грудью и прикрыл глаза, вслушиваясь в стрекот кузнечиков. В моменты, когда его глазам представала мирная деревенская жизнь, она казалась ему прекрасной. Так и должно было быть: люди живут своим чередом, волколюды — своим. Днем над равниной не стихают детский смех и радостное повизгивание волчат. Вечерами слышны задорные песни у костра. Ночью царит тишина и покой.
Но народам никак не удавалось прийти к согласию. Людям проще бояться, а не договариваться. Если бы
