— Представь себе человека, оказавшегося на необитаемомострове, — сказал он. — Человека, который нашел там клад: золотыемонеты бочками, самоцветов целая баклага… а теперь представь, с какимичувствами и мыслями он над этой ямой сидит. Один-одинешенек на острове, вдалиот морских путей, корабли сюда могут зайти по чистой случайности, а самолетовнема, потому что на дворе век этак восемнадцатый. И что ему делать со своим охрененнымсокровищем?
— Но сейчас совсем другой случай…
— Да нет, — сказал Смолин. — Именно потому,что я профессионал, прекрасно понимаю, как трудно будет это продать.Персонально мне. У каждого человека есть свои арки и свой профессиональныйпотолок. Свой уровень. Ага, вот подходящая аналогия… Если твой редактор тебяпошлет в Москву расследовать махинации какого-нибудь настоящего олигархакалибра Абрамовича, что из этого получится?
Ненадолго задумавшись, Инга сказала:
— Ничего путного. Девочка из Сибири, на чужом поле… Немоя делянка.
— Со мной в точности так же обстоит, — сказалСмолин. — Калибр, масштаб, делянка… Мне в жизни не приходилось продаватьпредметы, чья стоимость начинается с миллиона убитых енотов. Черт, дажестотысячных предметов не приходилось толкать… За исключением одного случая, кантиквариату, в общем, отношения не имевшего… Здесь в Шантарске попросту нетлюдей, способных выложить миллион зеленых за яйцо Фабера. Продавать их можноисключительно в Москве… а нужных для этого связей у меня нет. Мелочовкукой-какую удавалось там продавать-покупать, так это ж мелочовка… У меня нетподходов к тем, кто может заплатить. А если я начну искать эти подходы черезстоличных знакомых, включится механизм, прекрасно мне знакомый по нашемуславному городу. Нет, я не говорю, что меня моментально пристукнут.Просто-напросто механизм давным-давно отработан, что в столицах, что здесь.Провинциальному валенку невероятно трудно, почти невозможно получить настоящуюцену за раритет, будь он сто раз подлинным. В том-то и беда, что раритетподлинный… У всех, к кому бы я ни обратился, моментально вспыхнет жгучеежелание обштопать лоха, кинуть по полной… как и у нас, откровенно говоря, онобы вспыхнуло, появись сторонний лох, сжимающий в кармане потной ручонкойчто-нибудь чертовски ценное. Я не плохой и москвичи, в общем, не монстры.Просто в любом бизнесе есть железные правила игры и неписаные, но совсем ужжелезобетонные традиции… В лучшем случае мне дадут… мне с таким видом, словноделают величайшее одолжение, дадут этак полмиллиончика баксов за все. За всесемь. И никак иначе. Они будут вежливо улыбаться, красивыми словами объяснять,что другого выхода у меня попросту нет… и самое поганое, будут правы. У менянет прямых выходов на таких покупателей. И не известно, будут ли вообще…
— А «Сотби»? «Кристи»? И что там еще?
— Опять-таки чужое игровое поле, — сказалСмолин. — Я не знаю, как там играют, как вообще выходят на подобныеярмарки. И наконец… Ну да, прямой криминал. Сейчас я от него не страдаюсовершенно. Серьезным людям мы, в общем, неинтересны. А вот ежели кто прознает,что у меня в подвале лежит семь доподлинных яиц Фабера… В таких случаях черезтруп переступают, как через бревно, и вовсе не обязательно люди серьезные, но ипрельщенная словом «миллионы долларов» мелкая шпана… Ты ведь своими глазамивидела, что произошло меж двумя родными братцами неделю назад… — Смолинвзял ее за плечи, повернул лицом к себе и произнес насколько мог убедительнее:— Милая, хорошая, ты ведь умная… Я тебя Христом-богом заклинаю: в жизни никомуни словечка! Это смерть. Натуральная. Где миллионы, там смерть… Сенсации — вещьскоропортящаяся. А потерять можно все. Я тебя прошу…
— Да все я понимаю, — сказала Инга грустно. —Не беспокойся, молчу как рыба… Обидно просто: что такой материал пропадает… Нуне смотри на меня так. Молчу.
— Молодец, — сказал Смолин, поглаживая ее поголове. — У тебя этих сенсаций еще будет столько, какие твои годы…
После долгого молчания Инга сказала, словно не вопросзадавала, а размышляла вслух:
— И что же получается? Они так до скончания веков ибудут у тебя в подвале прикопаны?
Смолин широко улыбнулся:
— Ну, не надо так уж низко меня оценивать… Я похож начеловека, который такой товар прикопает в подвале навсегда? Правда, похож?
— Не особенно, — вяло улыбнулась Инга.
— Вот то-то, звезда моя, — сказал Смолин, и налице у него заиграла прежняя, хищно-веселая улыбка. — Я как-никакпрофессионал… Я буду их продавать. Непременно. Антиквар я, или уже где? Другоедело, что это будет медленно. Очень медленно, так, что любая черепахабегом обгонит… Мне нужно будет, все связи напрягши, все знакомства использовав,выстроить беспроигрышную комбинацию… некие ходы… Неспешненько поискать те самыеподходы и к отечественным тугим кошелькам и, на худой конец, к «Сотби». Этовполне реальная задача, с моим-то опытом… Другое дело, что пойду я шажками,аккуратненько, как сапер по минному полю. Задача на год, если не на два. Ноучитывая, что я собираюсь жить еще до-олго и счастливо… Я упрямый, я потерплю. —Он притянул девушку к себе. — Ты мне еще будешь помогать тратить этимиллионы, верно тебе говорю… Даже если вздумаешь меня через месячишко бросить,тебе до скончания веков доля полагается. Если б ты в спину ему не шарахнула… Онбы, козел, меня пришил, точно.
— Да не собираюсь я тебя бросать! — возмущеннофыркнула Инга, согласно женской логике выхватив из его длинной тирады толькоодну-единственную житейскую фразочку. — Мне с тобой хорошо, зачем я тебябросать буду?
— Мало ли, — сказал Смолин. — Красавцы тамвсякие молодые…
— Ага, — сказала Инга чуть повеселевшим голосом,вглядываясь в него с усмешечкой. — Значит, есть у тебя все же комплексы?
— Нет у меня никаких комплексов, — сказалСмолин. — Просто я реалист. Твердокаменный.
— Да ну тебя! Гонишь ерунду какую-то! Не собираюсь ятебя бросать. Ты…
— Ну-ну? — с любопытством спросил Смолин.
Она, чуть отвернувшись, сказала:
— Ты надежный. С тобой спокойно.
«Ну да, — подумал Смолин без особенных эмоций. —Следовало ожидать. Девочка-безотцовщина, подсознательное стремление спрятатьсяза крепкое мужское плечо, стремление в квадрате: и как обычная женщина с жаждойнадежности, и безотцовщина… Ну и что, собственно говоря? Не думал же ты, чтоона тебя с первого взгляда полюбила, романтически и нежно? В общем, именно такоеположение дел устраивает полностью: житейское дело, вполне хорошая девочка,надежная…»
— Жениться на тебе, что ли? — задумчиво произнесСмолин в пространство.
Инга прямо-таки сверкнула на него глазами:
— Вот только не нужно такими вещами шутить!
— Не буду, — сказал Смолин.
Ну да, конечно, напомнил он себе, для них-то эти темысвятые…
Помолчав, он осторожно осведомился:
