своею целью оказать сопротивление все растущему потоку материализма, связанному с ним безбожию и классовой борьбе пролетариата, на почве которой так богато развился научный материализм и атеизм. Результатом является полная неспособность Древса правильно поставить и решить проблему происхождения христианства.
С марксистской точки зрения христианство является религиозной идеологией, и чтобы понять эту идеологию, необходимо. найти в истории реальные факты классовой борьбы, отражением которых явились мифы и богословские догматы.
Древс подходит к вопросу иначе. По его мнению, источником христианства являются те же идеологические причины, которые действуют всегда и всюду, а именно потребность человеческого разума в познании высшей идеальной истины и в чувстве благоговения перед нею. Чтобы объяснить происхождение христианства, Древс выводит идеологию из идеологии, христианскую религию объясняет из религиозно-богословских теорий древнего мира.
Эта идеология — гностицизм. Христианство возникло из гностицизма, но впоследствии отреклось от него и объявило ересью. Эта точка зрения господствует в книге Древса «Происхождении христианства». На самом деле Древс открыл не источник христианства, а его наиболее раннее богословие. Гностицизм является не источником христианства, а его древнейшей формой. В свою очередь, гностицизм нуждается в объяснении, и это объяснение можно найти лишь в общественных условиях Римской империи времени перехода от республики к империи. Но об этом историческом социальном источнике христианства Древс ничего не знает и ничего не хочет знать.
А. Древс уловил лишь одно звено из длинной исторической цепи развития религиозной идеологии. С марксистской точки зрения, последовательность вопросов, проработка которых необходима для понимания возникновения христианства, следующая: первым звеном является выяснение уровня производительных сил в обществе, где сложилось христианство. Наша задача — определить, на каком уровне хозяйственного развития находилась Римская империя в конце первого и в начале второго столетия христианской эры, переживала она время упадка и разложения или подъема и развития производительных сил, перехода к более высоким формам хозяйства.
А. Древс начинает свое исследование с того момента, когда из запаса старых верований и мифов начинает складываться древнейшее христианское богословие. Он ставит вопрос: было ли христианское учение создано Иисусом или, наоборот, образ Иисуса был Создан в процессе выработки богословия? Ответ дан им такой: самые ранние произведения христианской литературы имеют дело не с реальным историческим Иисусом, а с мифологическим образом, относительно которого спорили богословы. Учение об Иисусе разработано церковью на основании гностической религиозной философии.
Мнение Древса о происхождении христианской идеологии из гностицизма не ново. Его можно проследить в истории научной критики христианства за последние 100-150 лет.
Серьезную, но не доведенную до конца критику христианства мы находим у первого деиста Толанда. Впрочем, Толанд не отрицал историчности Иисуса и полагал, что он был проповедником, изложившим простое и ясное учение, впоследствии извращенное и искаженное попами.
Во второй половине XVIII века деисты выступали против христианства более решительно. «История упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона дает более широкую и несравненно глубже связанную с общественными отношениями картину возникновения и распространения христианства, чем книги Древса. Эд. Гиббон, по-видимому, не считал Христа исторической личностью, хотя внешне он выражает свою покорность церкви в основных вопросах вероучения. Однако он высказывает сомнения, ведущие в результате к полному отрицанию достоверности евангельской истории. Вольней проявил больше революционной смелости, доказывая связь мифа об Иисусе с интересами эксплуататоров и тиранов. Дюпюи собрал огромный материал астрологических мифов, из которых Древс черпает свои данные обеими руками. Бруно Бауэр остается непревзойденным образцом тонкости критического анализа евангельских текстов и ясности понимания общественных условий распространения христианства в Римской империи. Давид Штраус несравненно глубже, чем Древс, вскрыл мифологическое содержание евангельских чудес и показал их несостоятельность. Ряд историков начала XX века, например, Смит, Люблинский, Робертсон, Фрэзер дали колоссальный материал фактов сравнительной истории религий, этнографии, фольклора, филологии, сравнительной мифологии. Все доводы, приводимые Древсом против исторического Иисуса, можно найти у этих ученых, но никто не мог сравняться с Древсом по настойчивости и энергии пропаганды и популяризации этих доводов.
Древс не открыл ничего нового. Это мы должны настойчиво подчеркнуть. Противники Древса упрекают его в том, что он высказывает мнения парадоксальные, более близкие к гнилому скептицизму, чем к здравой исторической критике, мнения, противоречащие прочной научной традиции, неубедительные, легкомысленные, продиктованные желанием во что бы то ни стало сказать нечто новое, а не стремлением открыть историческую истину. Как раз этих качеств не хватает Древсу.
Если бы идеологи буржуазии не были заинтересованы в мифе о христе для целей одурачивания народных масс, то взгляды Древса давно были бы общепризнаны и его упрекали бы не в смелости, а в недостаточности критического анализа.
Работа целого ряда историков над разоблачением евангельской мифологии систематически замалчивалась. Труды огромной научной ценности не переиздавались, исчезали с книжного рынка, становились библиографической редкостью, никем не излагались, не пропагандировались и быстро забывались. А между тем, если бы, например, хотя бы две книги Бруно Бауэра, «Христос и цезари» и «Критика синоптиков», имели широкое распространение, то работы Древса казались бы в сравнении с ними шагом назад, отступлением с завоеванных наукою атеистических позиций.
И у нас тоже широко распространено мнение, будто Артур Древс был одним из первых исследователей, высказавших сомнение в историчности Иисуса и пришедших в конечном итоге к решительному отрицанию его земной жизни, к мифологической теории. Это, конечно, неверно. Древс только подвел итоги огромной научной работе критики евангелия, совершавшейся в течение целого столетия.
Более внимательное изучение истории атеизма покажет, что даже Дюпюи и Вольней, впервые выступившие с доказательством, что евангелие отражает в себе мифы, а не исторические факты, имели своих предшественников. Английские деисты, в особенности Болинброк и Колине, подвергли евангелия уничтожающей критике. Они настолько опустошили критикой исторический образ Иисуса, что почва для мифологического объяснения сказаний об Иисусе была вполне подготовлена. И если не в литературе, то в частных беседах мнение о неисторичности Иисуса было довольно широко распространено в половине XVIII века.
Вольтер признавал историчность Иисуса, но это мнение находилось в очевидном противоречии с критикой, какой он подвергал все без исключения евангельские рассказы об Иисусе. Свой взгляд на проблему Иисуса Вольтер изложил в форме шестнадцати сомнений, представляющих собою сводку взглядов деистов. Разрушая шаг за шагом евангельские сказания, Вольтер не сделал никакой попытки отстоять достоверность хотя бы одного факта, за исключением признания существования Иисуса, но не евангельского, не основателя новой религии, а безвестного сектанта, случайно оказавшегося в положении бога благодаря сознательному мошенничеству так называемых апостолов, распространивших в темных массах сказку о его воскресении.
«Очевидно, — говорит Вольтер, — евангелия, начиненные такого рода чудесами, были сочинены много времени
