чтобы с тобой что-то случилось. Это опасно. К этому нужно отнестись серьезно.
— Ты не думаешь, что я отношусь к этому серьезно?
— Я не это имел в виду. — Левин проводит рукой по волосам, выражение его лица внезапно становится измученным. — Просто спустись в трюм, Елена, пожалуйста. Оставайся там, пока я не приду проведать тебя. Держитесь подальше от экипажа. Мы скоро будем в Рио, а потом это будет просто вопрос времени, пока я все улажу и мы вернемся в Бостон, хорошо? И тогда…
И тогда все это закончится. Я слышу невысказанные слова, которые витают между нами, и от этого у меня болит сердце. Я не хочу, чтобы все закончилось. Опасность и бегство, и то, что я нахожусь так далеко от места, где чувствую себя в безопасности, да, безусловно, но не это, не то, что, как я знаю, есть между мной и Левином.
— Пожалуйста, спустись вниз, где тебе будет безопаснее, — тихо говорит Левин, и что-то в том, как он это говорит, как он подчеркивает "пожалуйста", заставляет меня почувствовать, что я не могу сказать ему нет, как бы сильно я ни хотела остаться здесь и поговорить с ним. Даже спорить с ним лучше, чем вообще не разговаривать.
— Хорошо, — мягко говорю я. — Просто спускайся поскорее, хорошо? Там внизу одиноко.
Левин сглатывает, но кивает.
— Я скоро, — говорит он наконец. — Я обещаю.
Я отворачиваюсь и, прихрамывая, иду к лестнице, которая ведет меня обратно в грузовой отсек. По мере того, как я иду, я не могу остановить слезы, которые начинают скатываться по моим щекам.
По крайней мере, Левин теперь не видит моих слез.
2. ЛЕВИН
— Ты уже бывал здесь?
Это первый вопрос из уст Елены, когда мы сходим с корабля. Я почти не слышу ее, настолько я напряжен и раздражен. Капитан привел аргумент, что я должен оставить Елену на борту, пока не вернусь с обещанной платой. Когда я сказал ему, что шансов на это абсолютно нет, возникла значительная вероятность насилия. Я не хотел вступать в бой со всей командой грузового судна, которое доставило нас сюда, но был полностью готов к этому.
— Да. Несколько раз, по работе, — коротко говорю я ей, пока мы идем, медленно, из-за ее лодыжки, держа голову наготове, чтобы капитан не послал за нами кого-нибудь, чтобы схватить Елену и забрать ее обратно. Он согласился, чтобы я вернулся с деньгами позже, но я не выжил бы так долго в сфере своей деятельности, веря всему, что мне говорят. — Поэтому я знаю, где нам лучше остановиться на ночь.
У меня нет никакого желания возвращать деньги капитану. Какие бы деньги мне ни удалось раздобыть, нам с Еленой нужно будет вернуться в Бостон. Мне нужно как можно скорее увезти ее отсюда.
— Тебе здесь нравится? — Спрашивает она, ее голос слишком высок для искренней радости. Я вижу, что она пытается завязать разговор, пытается поднять нам обоим настроение, но больше всего мне сейчас хочется тишины. Мне нужно обдумать наши дальнейшие действия. В прямом и переносном смысле, Елене нужно позаботиться о своей лодыжки, пока она снова не начала опухать и беспокоить ее. Дни, проведенные на корабле, пошли ей на пользу, она могла посидеть и подлечиться, и отек уже почти сошел, когда я проверял ее вчера вечером, но это еще не на сто процентов.
— Здесь так же хорошо, как и в любом другом месте. — Я оглядываю ее. — Когда мы приедем в отель, Елена, позволь мне говорить. Хорошо? Просто следуй моим указаниям.
Ее глаза сужаются, но она кивает.
— Конечно, — наконец говорит она, выпустив длинный вздох, идя в ногу со мной. — Как скажешь.
В ее голосе есть нотки, которых мне бы не хотелось слышать. Я знаю, что она обижена на меня, что ее задело то, что я сказал, когда она разговаривала со мной на палубе. Я знаю, что она хотела бы, чтобы я сказал что-то другое.
Лучше, если она обижена. Если она будет держаться на расстоянии, то и мне будет легче.
Во всяком случае, я так себе говорю.
Я останавливаю такси, когда мы выходим на главную улицу, не сводя глаз с Елены. У меня возникает сильное желание положить руку ей на спину или дотянуться до ее руки, но я сдерживаю его. Прикосновение к ней только ухудшит ситуацию, и чем больше я буду держать руки подальше от нее, тем лучше. На корабле было достаточно тяжело ухаживать за ее травмированной лодыжкой и не помогать ей, когда ей нужно было встать.
Я просто больше не уверен в своем самообладании. Не после того, что случилось на пляже.
Пока мы едем, Елена сидит молча, сложив руки на коленях. Она выглядит изможденной, вероятно, из-за ночей, проведенных в неудобной позе под палубой. Я тоже почти не спал, сон означал время, когда я не мог присматривать за ней, а это был риск, на который я не мог пойти, если не было крайней необходимости.
— Мы поспим, когда доберемся до отеля, — говорю я ей, желая придать ей уверенности. Что-то, что заставит ее почувствовать себя лучше.
— Я не знаю, смогу ли я нормально спать в ближайшее время, — тихо говорит она, все еще глядя в окно. — Не раньше, чем мы выберемся отсюда. Возможно, не раньше, чем мы вернемся в Бостон.
— Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Я позабочусь об этом. Просто постарайся немного отдохнуть и расслабиться.
Она начинает что-то говорить, ее темные глаза переходят на меня, а потом она просто кивает.
— Я постараюсь, — говорит она наконец, тяжело сглатывая, и снова отворачивается к окну.
Отель, в который я нас привожу, не привлекает особого внимания. Он находится в стороне от дороги, и это больше всего его характеризует, он на пересечении нескольких улиц в той части города, которая не совсем трущобы, но и не особенно красива или туристична. Здесь не так много посетителей, а значит, меньше шансов, что нас заметят. Здесь также не слишком уютно, но, по крайней мере, у нас будет чистая постель… скорее всего.
— Помни…
— Говоришь ты. — Елена заканчивает фразу, когда мы выходим из такси, и я расплачиваюсь, приглашая ее следовать за мной, пока мы идем к отелю. Это простая белая штукатурка с вывеской над ней и неоновой надписью в окне "Вакансия". Я еще раз взглянул на Елену, прежде чем протянуть руку, чтобы открыть дверь. После того,
