налег на слово «почтеннейший» молодой человек.
Его превосходительство несколько удивился подобной фамильярности.
— Чересчур уж вы усердствуете… Laissez ceci aux pauvres diables[21], которым кушать нечего, — наставительно заметил он, — которые дорожат местом… а вам, с вашим состоянием…
— Состояние у меня так мало, что об этом и говорить не стоит! — сухо возразил Орест.
— Да, pour le moment… mais avec il temps…[22]
Но Ильяшенков не успел докончить фразы: к нему подлетел прощаться белокурый юноша; Осокин воспользовался этим и подошел к девицам.
— Bonjour M-r Ossokine… il у a des siecles que nous ne vous avons vu![23] — встретила его Софи.
— Некогда было, Софья Павловна, — ответил молодой человек, здороваясь с нею и ее сестрами.
— Ездили куда-нибудь?
— Да… по службе.
Орест сел, поставил цилиндр на пол и стяну л с левой руки перчатку.
— Sophie! — пронзительно позвала дочь Анна Ильинишна, — reconduisez done madame[24],- указала она на одну из собиравшихся дам. Сделать это самой она находила излишним, так как, по светскому кодексу, гостья чином не вышла для подобной чести.
— А папа прав, — заметила Осокину Клеопатра, когда Софи вышла. — Хочется это вам служить!
— Без службы кушать будет нечего, Клеопатра Павловна.
— Вам-то?
— Да, мне. Что ж вы находите тут удивительного?
— А дядя разве вам не посылает?
— Нет.
— Вы поссорились с ним?
— Просто не беру.
— Отчего же? — крайне удивилась Cle-Cle.
— Долго рассказывать, да не хотелось бы.
— Так что, вы живете одним жалованьем?
— Доходец есть еще небольшой от усадьбы.
— И с вас довольно?
— Покамест да, а к будущему готовлюсь.
— Каким образом?
— Изучаю бухгалтерию… Хочу переменить службу: в банк поступить или на железную дорогу… Заработок больше… А то на теперешней службе, без протекции, умрешь пожалуй на сто двадцати пяти рублях в месяц!
— Понять не могу! Дядя богат, вы его единственный наследник и, вместо того, чтобы пользоваться жизнью — вы обрекаете себя на труд заурядного чиновника!
— А разве жизнь — забава?.. Разве цель жизни — только наслаждение?
— Sophie! — лениво протянула, доселе молчавшая и смотревшая в окно Юлия, обращаясь к входившей сестре. — Вон Перепелкина идет…
— Ну что ж из этого?
— Да ничего… я так…
— Посмотри, Julie, — вмешалась Анна Ильинишна, — новый на ней бурнус?
— Новый, maman… Шнурки на правом плече, а на спине розетка с кисточкой.
— Так и есть: купила! — успокоилась генеральша.
— А что, maman? — поинтересовалась Cle-Cle.
— Да меня мучило: купит она или нет; еще на прошлой неделе при мне его торговала.
Cle-Cle улыбнулась.
— О чем это вы беседовали? — спросила Софи.
— М-r Осокин сделал мне выговор за то, что я смотрю на жизнь как на забаву.
— И не думал! Бесполезная бы была бы трата времени!
— Как?!
— Я сделал только простой вывод из ваших слов.
— Что же, вы считаете меня неспособной на что-либо серьезное?
— Может быть, вы и оказались бы способной, но не при настоящей обстановке, а изменить ее для какого-нибудь дела вы не решитесь — в этом я вполне уверен. Вон вы и мужчине советуете побольше рассеяния и поменьше труда!
Павел Иванович поднялся провожать гостя; разговор прервался на минуту.
— Дела! Да какого же дела?.. Все это одни слова! — бросила Cle-Cle вызов Оресту.
— Вы думаете уж и невесть какое дело! В гувернантки идти, в библиотеке за прилавком стоять!.. Не бросайте вы, будущие барыни, ради выезда, своего ребенка на произвол няньки или гувернантки, не перемывайте в гостиной чужие косточки в то время, когда дети ваши учатся в классной, следите за тем, как развивает молодой ум учитель или учительница — довольно будет и этого. А для того, чтобы уметь следить за всем этим, надо и самой подготовиться; вот вам и дело, Клеопатра Павловна.
— Но вы сказали, что нужно бросить ту обстановку, в которой мы живем?
— Не бросить, а изменить насколько возможно, — как же иначе? Несовместима постоянная жизнь балов и визитов с чем-либо серьезным: она времени не дает даже вдуматься в себя хорошенько.
— Да, вы правы, — вздохнула Софи: пустая наша, жизнь!
— Которую однако, ты очень любишь! — ввернула Cle-Cle!
— Que je l'endure[25] — не значит еще, что я ее обожаю! — нахмурилась Софи. — Я совсем не такая охотница до выездов, как ты полагаешь.
— Cleopatre! — позвала Анна Ильинишна, хотя и не вслушивавшаяся в разговор, но заметившая несогласие сестер. — Vous êtes bête, ma chere[26], — строгим шепотом сказала она ей, — спорить с Софи при Осокине! Ступай к себе и не мешай им.
Cle-Cle надулась, но вышла, а за нею поднялась и генеральша.
— Софья Павловна, — не совсем решительно спросил Орест, — откуда у вас этот букет?
— Огнев привез… N'est-ce pas qu'il est beau?[27]
— Великолепен!.. Можно мне привезти такой же к будущему балу?
— Ces choses ne se refusent pas — merci.[28]
— И вы дадите мне кадриль?
— Если только поеду.
— А разве это еще под сомнением?
— И под большим.
— Почему?
— А хоть бы потому что мне хочется доказать вам, что я вовсе не так дорожу выездами, как об этом думают.
— Стоит того!
— То есть vous voulez dire[29], что этим я ничего не докажу и вы останетесь при прежнем мнении que je suis une femme du monde et rien que cela?[30] — быстро спросила девушка.
— Нисколько!.. И откуда взяли вы, что у меня сложилось подобное мнение?
— Уверена!.. А если б вы знали, как часто приходится принуждать себя, казаться веселей, когда на душе грустно! Мы — люди подневольные, М-r Осокин, — вполголоса добавила она, — нельзя судить нас так строго.
— Да помилуйте, я…
— J'ai en horreur mon education,[31] — горячась, продолжала Софи, — эту светскую выправку. Наклонности мои совершенно иные, но что делать, когда этого требуют!
Она вздохнула и печально опустила голову.
— А если я попрошу вас, вы пойдете? — с некоторым волнением спросил Орест.
Софи медленно подняла глаза и выразительно взглянула на него.
— Может быть.
— Почему же не наверно?
— Это зависит не от меня, — улыбнулась девушка, — у меня есть папаша и мамаша!
Раздался звонок, Ильяшенковы вернулись, а за ними, с вскрикиваниями и взвизгиваниями, ввалилось в гостиную целое семейство; Осокин взялся за шляпу и поспешил удалиться.
II
От Ильяшенковых Орест отправился к сестре; он каждый день заходил справляться, не приехала ли она из деревни. Подходя к дому, он увидел отворенные ворота, поднятые сторы и весьма обрадовался: с Надеждой Александровной он, в последнее время, сошелся весьма близко.
— Приехали? — весело
