рога ещё некоторое время, если потом их можно будет легко и без последствий снять.
— Я просто закреплю их магией. Так пойдёт?
— Да, я думаю. Что я могу? Я не специалист. Остаётся только довериться специалисту, — он посмотрел на детей, суетящихся вокруг Алана, который отвлекал толпу изо всех сил, потом на Лейли: — Действуй, доктор Лея. Будет у тебя опыт ветеринарии.
— Он у меня уже есть, — она закатывала рукава и примеривалась энергетическими манипуляторами к украшенным лосиным рогам. — Ты знаешь, сколько хомяков я вытащила с того света? О, море.
— Ты хоронила старого и покупала нового, это не считается.
— Но меня ни разу в жизни не спалили, друг мой Толик. Это тоже талант.
— Не поспоришь, — он стоял неподвижно и следил глазами, как его рога плывут по воздуху и встают на прежнее место, весело позвякивая игрушками.
***
Зачем мне шапка, когда у меня есть волк?
— Собаченька, такая клёвая, такая мягкая! — какой-то совершенно незнакомый пацан висел на шее у здоровенной чёрной волчицы и тёрся лицом о её мех, пуская слюни от восторга, Улли не знала, чей это пацан, но посчитала нужным вмешаться:
— Это не собака, это волк! Отпусти животное! Где твоя шапка?
— Зачем мне шапка, когда у меня есть волк?! Обалденный просто волчище! Как он хорош, как мощны его лапищи! — Пацан обхватил одну лапищу, потом радостно раскинул руки в стороны, хвастаясь своим волчищем всему миру.
Волчица на радостях, что её отпустили, ускакала сугробами куда-то в чащу, где её ждали ещё несколько волков, они стали играть, толкаться и валять друг друга в снегу, потом повалянный поднимался и бежал кусать свалившего, Улли заулыбалась и отвела глаза — дело известное, давно знакомое. Её подёргала за юбку младшая дочь и загадочно подозвала жестом, чтобы что-то сказать на ухо. Улли наклонилась, дочь прошептала секрет:
— Мама, это не волк. Это Настя.
— Что?! Рома!!!
***
Надо съесть все мандарины сегодня
— Проводница сказала, надо съесть все мандарины сегодня, потому что у них завтра срок годности заканчивается! — совершенно незнакомый пацан вломился в купе, наклонился над диваном и вытряхнул из-за пазухи прямо на одеяло десяток мандаринов, гордо указал на них двумя руками: — Кушайте, пожалуйста! — театрально поклонился и ускакал, грохнув дверью, которая тут же отъехала наполовину. Лейли поморщилась и закрыла её магией, взяла со стола чертёж и показала мужу:
— Вот этот вариант мне больше всех нравится. У нас сил не хватит, но если мы построим каркас вокруг поезда, возьмём его копию, пойдём телепортом на вокзал прибытия, там договоримся о свободной платформе, построим «маяки» точно по каркасу, вернёмся, всех загоним в поезд и попросим Уллиниэль запитать каркас силой — у неё резерва точно хватит. Мы даже из графика не выпадем. Оставим здесь группу сотрудников, чтобы навести порядок, оставим один «маяк» на случай непредвиденных обстоятельств — может, кто-то вещи забудет или, не знаю, потеряется. И всё, мы можем быть свободны. Как тебе?
— Очень вкусно, — Алан протянул ей половину очищенного мандарина, она посмотрела на текущий по его пальцам сок, потом на бумагу в своей руке, потом в бессовестные глаза своего мужа, который считал любой приём пищи, после которого не нужно мыться по пояс, потраченным зря временем. Он медленно стал улыбаться всё неприличнее и всё довольнее, отломал одну дольку и взял за краешек, сказал невинным голосом:
— Я всегда очень тщательно мою руки. В последний раз это было после того, как мы пришли с улицы. Три минуты назад. Я с тех пор даже бумаги не трогал. — Лейли смотрела на него, изображая строгость и укоризну из последних сил, но маска сползала, улыбка побеждала, она всё-таки сдалась и рассмеялась, Алан гордо задрал нос: — Могу! Да, есть ещё порох! — указал глазами на мандариновую дольку, игриво поднял брови и протянул ещё настойчивее.
Лейли изобразила томную барышню, которая считает всё в мире неприличным, но сдаётся на милость кавалера, потому что отказывать в сотый раз всё-таки чуть-чуть неприличнее, поэтому она выбирает меньшее грехопадение, надеясь, что у кавалера достанет такта молчать об этом событии всю оставшуюся жизнь. Кавалер сиял так, как будто память об этом событии будет хранить в самом тёмном тайнике души и извлекать на свет божий только в самые праздничные дни и исключительно наедине с собой. Но что он будет делать потом, лучше никому не знать. Лейли ухмыльнулась так, чтобы у него не осталось сомнений, что уж она-то точно знает, что он будет делать, но ей не жалко, она вообще по жизни щедрая. Наклонилась и взяла дольку мандарина зубами, чуть прихватив пальцы мужа, которые он отдёрнул с таким возмущённым видом, как будто не был бронированным демоном с пуленепробиваемой кожей. Лейли облизала губы и кивнула:
— Вкусно. Пойдём каркас строить.
***
Вот поэтому она моя лучшая подруга
Когда они закончили обходить поезд и наконец-то замкнули контур магического каркаса, уже стемнело. Снег перестал идти и лежал на ветках и на крыше поезда, переливаясь оранжевыми искрами от костров. Лейли была в снегу по грудь, ноги шевелились с трудом, она уже без стеснения опиралась на локоть мужа, который тоже держался, но тоже из последних сил. Со стороны костров к ним бежал вприпрыжку совершенно незнакомый пацан в знакомой шапке Уллиной дочери, нёс в каждой руке по бумажному стаканчику с переливающейся радужной жидкостью, радостно протянул им оба и объявил:
— Там энергию раздают бесплатно, идите, вам тоже дадут!
Алан взял стаканы, Лейли просканировала их магически и спросила:
— Кто раздаёт?
— Да все раздают, там, подходите, её всем дают! — он махнул двумя руками в сторону самого большого костра, возле которого суетились проводники в форменных куртках и добровольцы с самоваром. Алан отдал жене стаканы и сказал:
— Подожди тут, я начальника найду, обсудим план мероприятий.
— Хорошо.
Он быстро пошёл в сторону костров, оставляя за собой глубокую траншею в снегу, Лейли проводила взглядом его спину, потом посмотрела на совершенно незнакомого пацана, который в энергетическом плане был мало похож на человека или оборотня, зато очень похож на Фонтан Желаний. Пацан стоял на снегу твёрдо, следов маленьких ног вокруг не было — он не проваливался в снег.
— Ты кто такой?
Пацан
