А после того, как мы подавили бунт, многие разбежались, скрывшись в неизвестном направлении — так что мы и не знаем кого искать и где.
Я кивнул.
— А что конкретно украли, мастш Тольскер?
— Все три реликвии. Камень Отатиса, Амулет Отатиса и Перстень Отатиса.
Я снова кивнул, он продолжил:
— Я слышал, у вас особая манера ведения дела, мастш Рой. Говорят, вам обязательно нужно осмотреть место преступления и знать время, когда совершилась кража, и тогда вы с лёгкостью устанавливаете личность преступника, а потом быстро находите украденное и вора.
— Примерно так всё и обстоит.
— Тогда чего же ждать, мастш Рой? Давайте прямо сейчас к месту преступления и проследуем.
— Сейчас? — я растерялся. — В Серую Башню⁈
— Да, туда.
— В такой снегопад? — я указал на окно.
— Мы и так потеряли кучу времени, не обратившись к вам сразу. Не будем же терять более ни секунды. Ну, давайте, собирайтесь, собирайтесь.
Он вскочил с табурета и нетерпеливо заходил по комнате. Мне пришлось подчиниться, я обречённо встал, направился к входной двери.
Там стоял сундук, в нём лежали кое-какие вещи, другие висели на крючках на стене, и я принялся собираться. Самое главное, что мне было нужно — уже находилось на мне: перчатки и ушное украшение. Я надел зимнее пальто, сверху набросил накидку с капюшоном.
— Наслышан о вашей любви к капюшонам, — усмехнулся Тольскер.
Не сомневаюсь. Рассказы о капюшоновом сыщике с причудами — уже стали городской легендой. Но меня это не сердило, наоборот — из-за этих легенд клиенты шли ко мне валом. Их привлекало не только то, что сыщик Гордон Рой великолепно находит краденное и воров и за шесть лет не потерпел ни одного поражения, но и то, что он с причудами. Возможно даже, второе привлекало клиентов сильнее, чем первое.
Я слышал, люди на улицах распевали такую песенку:
'Гордон Рой, Гордон Рой,
проживает за рекой.
Капюшон он надевает —
преступленья раскрывает'.
Я достал из сундука сапоги, натянул их и объявил Тольскеру, что готов трогаться в путь. Он и двое подручных прошли к двери, а я прицепил к поясу кошель с деньгами — на всякий случай — и мешочек, в который положил трубку, кисет с курительной смесью и зажигательные палочки, вошедшие недавно в моду — «матчезы» — с их помощью разводили огонь.
Я поправил на ухе украшение. Это был кафф в виде ящерицы, сворачивающейся клубком, пытающейся укусить свой хвост. Я носил украшение на левом ухе. Кафф был сделан так, что образовывал вверху острый угол, из-за чего казалось, что левое ухо у меня — остроконечное. Прямо как у тех волшебных существ, которые тут же приходят на ум, когда речь заходит об остроконечных ушах. Как их там называют в детских сказках? Эль… Эли… Эльфи… Не помню.
Тольскер с удивлением и неодобрением посмотрел на меня, но промолчал — наверное, впервые видел, чтобы мужчина носил ушные украшения. И если знати подобную блажь ещё можно простить, то увидеть эдакое на простолюдине, вроде меня, было для него крайне странным.
Я запер дом, мы спустились по крыльцу и тронулись в путь. Снег валил как пух из разорванной перины, снежинки огромные и липкие, под ногами чавкало, в воздухе стояла сырость.
Я жил в приличном районе, отделённом от центра города речушкой. Место называлось «Район-за-Рекой», Риван-Сгаир. Тут стояли, в основном, двухэтажные дома, типа моего, имелись и лавки. Во внутренних дворах некоторых крупных домов разбиты сады. Район тихий, и жили здесь респектабельные граждане.
Как раз к соседнему дому подходила женщина, за которой шла служанка, нагруженная сумками и корзинами.
— Здравствуйте, мастш Рой! — крикнула соседка.
— Здравствуйте, мэдэмэ Элиза, — приветливо ответил я.
Меня здесь знают и уважают. Почти все обитатели района обращались ранее ко мне за помощью.
Чтобы попасть отсюда в другую часть города, нужно миновать реку, что называлась Ривана. Как раз неподалёку от моего дома находился горбатый каменный мостик, к нему мы и направились.
За рекой стояли высокие каменные дома центральной части города. Над ними, чуть вдали, поднимались башни дворца. А над всеми возвышалась она — Серая Башня. Самая необычная, величественная и странная. Сейчас её было плохо видно из-за снегопада.
Дорога была мощеной, но под ногами хлюпала слякотная жижа — снег всё валил, валил и тут же таял.
— Вы не носите оружия? — спросил начальник дворцовой стражи.
Я потёр друг о друга руки в перчатках и сказал:
— Как правило, нет, мастш Тольскер. Мне оно ни к чему.
— А если случится драться?
— Справлюсь… своими силами.
— Даже ножа при себе не имеете?
Я пожал плечами.
— Мне он не требуется.
— Как знаете.
Когда мы переходили по мосту, я на ходу полюбовался на уток, проплывающих стайкой внизу — это были городские утки, они не улетали в тёплые края, а всю зиму оставались здесь и кормились тем, что подбрасывали горожане.
Миновав мост, мы попали в кварталы центральной части города. Дома каменные и высокие — чаще всего в три этажа плюс чердак или мансарда. С каждым шагом мы становились всё ближе к Серой Башне, что возвышалась впереди, и я слегка побаивался встречи с ней.
— Да уж, вот вам и ноябрь, — сказал Тольскер.
Я взглянул на него — начальник дворцовой стражи был весь покрыт снегом, усы побелели. Наверное, я и сам в тот момент походил на карпа, вывалянного в муке.
— У меня на Родине, — сказал я, — ноябрь называется «хиндари».
— Очень красивый у вас на Родине язык, — ответил Тольскер, затем выдержал паузу и добавил. — Только я не помню, чтобы в Талессии ноябрь называли «хиндари», в Талессии ноябрь называют «нэвэрэн».
