попасть, а кто-то и сам не хотел.
У нас же всё по-честному: знаем, что не попадем, что не будем ни в чём таком участвовать. Знаем свое место. Поэтому — за дверьми, за шторами, в чуланах и шкафах!
…Выходить «из-за двери» нужно только тогда, когда точно знаешь, что без такого выхода не обойтись.
— Как сейчас?
— Нет. Сейчас — это не выход.
И вы не сможете никому доказать, что встречались со мной. Даже если ведёте видеосъемку нашего контакта.
(А я-то втайне надеялся, что вебкамера моего компьютера включена).
При просмотре материалов вы не увидите ровным счётом ничего, или изображение будет смазано.
Всё из-за того, что ещё наши предки каким-то непостижимым образом научили свои тела совершать микроколебания, которые делают размытым или невидимым наше изображение в видимой части спектра.
Это свойство нам теперь передаётся по наследству.
— Тварь дрожащая?
— Да, только с очень высокой частотой дрожания.
— Тогда зачем мы сейчас общаемся?
— Понимаете, это почти случайность. В общем-то, этого недолжно было быть…
Я направлялся к нашему товарищу, который сейчас находится за шторой несколькими этажами ниже. Но неожиданно мне пришлось срочно спрятаться.
— И вы спрятались у меня?!
— Да, так получилось… Но вы не извольте беспокоиться. Я не задержусь у вас долее того времени, которым вы располагаете…
— А как же вы попали в мою квартиру?
— Да очень обыкновенно: когда вы открывали дверь, я уже был за вашей спиной и вне вашего поля зрения.
Согласитесь, совсем нетрудно зайти вместе с уставшим и, извините, употребившим человеком в его квартиру. Всегда можно быть уверенным в том, что у него не возникнет внезапного желания резко повернуть голову и посмотреть через плечо назад…
— Ах, согласен, согласен! Так могут проникать и банальные воры-домушники…
Но, вы опять же, не извольте беспокоиться на этот счёт.
Именно в силу вышесказанного и того, что ещё сказано будет.
— А для чего ваш товарищ спрятался за занавеской несколькими этажами ниже?
— Видите ли, есть некоторые вещи, которые вашему миру лучше не знать даже сейчас.
И тут я наконец-то увидел: костлявое лицо, бесцветные волосы, стриженые на старокрестьянский лад — горшком, всё остальное закрыто светло-серой, почти белой, то ли накидкой, то ли плащом, то ли простыней, полностью скрывающей хлипкие мясные конструкции, складывающиеся в почти неощутимую фигуру.
Понимаю, откуда взялись байки о привидениях и всяких там призраках…
А он уже продолжал зачем-то знакомить меня с особенностями их затерянного, даже, наверное, потерянного мира:
— Мы научились питаться один раз в день.
И задерживать дыхание при резких движениях — поэтому нас не слышно.
Наши дети учатся молчать неделями.
Очень многие, становясь взрослыми, уже совсем не говорят.
Да и незачем. Но прекрасно понимают друг друга и без слов.
Да и не всякую правду словами скажешь.
Стоять, спрятавшись за какой-нибудь дверью или занавеской, портьерой или в чулане нужно тихо, не разговаривая даже шепотом.
Поэтому лучше всего стоять поодиночке. Или сидеть…
…Но, иногда, это не так. И тогда у нас появляются дети.
Наши женщины уходят, просачиваются на тёплые чердаки домов, в другие заведомо необитаемые помещения, во временно покинутые дома и квартиры. А таких, Вы не поверите, но таких помещений довольно много повсюду. Наши мужчины помогают и заботятся о своих женщинах в обязательном порядке. Мы все заботимся друг о друге.
…Иногда какие-нибудь бомжи принимают нас за своих, но мы быстро даем понять, что это не так.
Они пугаются наших скрытых возможностей и не приходят потом в те места, где могут встретиться с нами.
А ведь они тоже прячутся от вашей жизни.
По-своему, конечно.
Но они — другие.
У нас традиции и навыки, передающиеся из поколения в поколение,
а у них — страх и отчаяние. Цель — не жить, а выжить.
Мы такие — чтобы сохранить своё достоинство, они — уже потеряли всякое человеческое достоинство.
Мы чистоплотны и ничем почти не пахнем, они грязны и неопрятны.
Мы незаметны и скрытны, они же — нарочито бросаются в глаза, не заметить их может только слепой.
Если нас, в общем, невозможно увидеть, то их просто стараются не замечать.
Мы от природы всегда чувствуем намерения людей вашего мира, заранее чувствуем опасность.
…Иногда, забавы ради, те из наших, кто помоложе, веселят себя играми с вашими при помощи всяких смешных штучек, кажущихся загадочными — стуков, скрытых быстрых движений, заигрываний с молодыми девушками.
Молодёжь, что поделаешь… Им всегда хочется порезвиться, не взирая на опасность погубить наш достоправный мир.
— Да, строго у вас! Как в монастыре…
(И я почему-то вспомнил, что Христос ведь тоже жил своей тайной ото всех жизнью, даже от апостолов).
— Мы по заветам живём. Заветы — это правила, которые каждый из нас обязан соблюдать. Но…
Нас всё меньше и меньше.
Если во времена протопопа Аввакума мы жили целыми семьями и во многих домах, если в лучшие времена нас было почти столько же, сколько и вас, то потом что-то разладилось, у нас появились свои отступники, которые не хотели жить нашей заветной жизнью.
Они стали уходить в ваш мир и селиться в отдалённых местах, но старались всё равно жить своей обособленной жизнью, образовывая свои тайные приходы и секты.
Но всякий длительный контакт с вашим миром приводит к невозможности сохранения наших непреложных ценностей и основного достоинства.
…Коррупция и необходимость подчиняться властям неизбежно делают своё дело.
Человек нашего мира от рождения и до смерти не способен кривить душой и солгать даже в мелочах.
Понимаете, чистая душа может сохраняться только при общении с такими же чистыми душой личностями. Это же очевидно!
«Интересно, кому они могут пожаловаться на таинственную жизнь, в которой они родились?» — подумал я, пытаясь осознать услышанное. — «Видимо, они просто однообразно горевали, не слыша слов и живя в своей личной тишине».
…Поэтому последнее по времени пополнение наших рядов произошло только в годы сталинских репрессий, — продолжал представитель спрятанного мира. — Правда, качество вновь пришедших в наш мир людей было уже не тем, которое было до этого. Но эти люди так искренне не хотели участвовать в построении вашего «светлого будущего», так очевидно основанного на всеобщей лжи, что мы не могли не принять их к себе.
Мы обучили их элементарным способам нашего существования, поставив лишь одно условие: не врать!
Их дети не обладали теми природными качествами, которыми обладали потомки первых людей нашего мира.
Их тела уже не могли вырабатывать мелкочастотную дрожь для достижения большей скрытности, а ваш мир постепенно оставлял всё меньше места нашему. Поэтому
