истерично было их поведение. Разбудили какого-то парижанина, по всей видимости, пожилого, быть может, не совсем здорового, а теперь еще фантазируют бог весть что, представляя его – ну, или ее! – каким-то сказочным монстром.
Или монстром вполне реальным?
Литературные и кинематографические предпочтения Степы Лиза не разделяла, не понимая, что такого можно находить во всех этих зомби, живых мертвецах, чудищах из глубин океана или далеких галактик и азиатских девушках с немытыми волосами и нестриженными ногтями, которые нападают на своих жертв, выползая на карачках из экрана телевизора.
Она предпочитала старые добрые классические детективы, а также авантюрно-приключенческие романы о поисках затерявшейся святыни или гениального шедевра.
– Ну что? – Степа потеребил ее за плечо, явно и сам желая взглянуть на то, что разыгрывалось в коридоре.
Но в том-то и дело, что ничего не разыгрывалось. Степан был прав: дверь была немного приоткрыта, однако свет за ней снова погас.
– Ничего нет… Ложная тревога… – произнесла девушка, у которой отлегло от сердца. Ей стало неловко за их со Степой подростковые выходки.
Нет, не подростковые даже, а детские.
– Надо хотя бы извиниться, а не прятаться! – сказала она и решительно повернула ключ в замке.
Степа, вцепившись ей в руку, причем пребольно, зашептал с побелевшим лицом:
– Нет, не открывай! Это прямо как в рассказе! Там героиня тоже мужа не послушалась, вышла, а то, что обитало в соседской квартире, но уже не в человеческом виде, а в виде оборотня, бросилось на нее…
– Ты мне не муж! – сказала Лиза, сразу же пожалев об этих словах, которые прозвучали весьма жестко и колко.
Да, не муж, но ведь они собирались пожениться! Но если так, то почему Степа не говорит ей, во сколько обошлась парижская квартира? Он буквально бредил тем, чтобы платить за все самому. Может, какие-то женщины и были бы этому крайне рады, в особенности если бы будущий муж за собственный счет увез их в Париж и поселил в шикарной съемной квартире. Какие-то, но не она.
Она и сама была в состоянии заплатить.
Даже когда на рю Риволи она хотела купить и Степе, и себе сладкой ваты, он буквально оттолкнул ее от тележки, уже вручая продавцу купюру и не беря сдачи.
Да, многие о таком друге, более того, муже мечтают.
Но мечтает ли она?
– Не открывай! – крикнул Степа, навалившись на дверь, а Лиза тихо произнесла:
– Ты делаешь мне больно, Степа.
В таком состоянии она его еще не видела. Он что, боится?
А ведь и в самом деле – боится! Господи, неужели человек, которого она любит и с которым решила в ближайшее время связать себя брачными узами, верит во всю эту белиберду, которую сочиняют разнообразные «ужасные» романисты и сценаристы?
Похоже, да.
И как она этого раньше не замечала. Или не хотела замечать?
– Елизавета, я повторяю… – начал Степан, а это означало, что он крайне разозлен: ее полное имя, а не шутливо-интимное «Лизок» он употреблял до сих пор только однажды, во время их единственной ссоры.
До поездки в Париж единственной.
Хотя речь там шла о совершенно иной материи, но в итоге все сводилось к тому же: чья точка зрения важнее – его или ее.
Например, относительно того, стоит ли ей после свадьбы сразу же беременеть и бросать работу. Ведь он, видный программист, зарабатывал, несмотря на свои неполные двадцать четыре года, более чем солидно.
Наверное, не только для Москвы, но и для Парижа. Впрочем, может, даже и в обратной последовательности.
Да, воззрения у Степы, которого Лиза любила без памяти, были более чем консервативные. Против детей она ровным счетом ничего не имела, но почему именно сейчас, когда в ближайшие года два-три решится, сможет ли она подняться по карьерной лестнице?
Почему не после?
Да и зачем, вообще, увольняться – можно же работать из дома, можно на неполную ставку, можно вообще свою модель придумать…
Но ее идеи Степе не понравились – тогда он и назвал ее впервые «Елизаветой».
Степа, казалось, не слышал, продолжая с бледным, искаженным лицом взирать на нее, вцепившись Лизе в плечо и преграждая своим высоким спортивным телом путь к двери.
– Ты делаешь мне больно, Степа!
Она повторила это, но не громче, а, наоборот, тише, однако именно это и подействовало: черты лица ее будущего мужа смягчились, он убрал руку и даже подвинулся в сторону, хоть и немного.
– Ну, как знаешь! В том рассказе муж пошел помогать жене, а оборотень его тоже разорвал в клочья!
Лиза поняла: Степан ей помогать не пойдет. Впрочем, он ведь ей и не муж.
* * *
Открыв дверь, Лиза вышла в коридор и практически тотчас услышала у себя за спиной клацанье замка и хруст поворачиваемого ключа – Степан немедленно закрыл за ней дверь.
А она точно его любит?
За соседской дверью вдруг снова вспыхнул свет.
Лиза, не ощущая страха (этим страхом ее заразил Степа!), однако чувствуя некое подобие беспокойства (что с учетом ситуации было вполне понятно), подошла к приоткрытой на несколько сантиметров двери и замерла.
Что сказать – и, главное, на каком языке? По-французски она говорила неважно, в отличие от английского, которым владела весьма неплохо.
Но, как она слышала, многие французы, в особенности пожилые, принципиально не общаются с туристами на английском, даже если он им знаком.
Поэтому, кашлянув, девушка произнесла по-французски:
– Добрый вечер…
И запнулась. Ну да, в три утра желать доброго вечера более чем странно. И, вообще, что ей стоит добавить: «месье» или «мадам»?
Она ведь не знала, с кем имеет дело.
Или с чем.
– Добрый вечер… – повторила она, и в этот момент из щели между приоткрытой дверью и косяком высунулась худая, покрытая пергаментной кожей рука, причем так внезапно, что Лиза вздрогнула.
Длинный палец с ногтем, больше похожим на коготь, поманил ее. Лиза в страхе обернулась, уверенная, что Степан наблюдает за происходящим из-за закрытой двери в глазок, явно не желая присоединяться к ней.
Интересно, если из-за соседской двери на нее сейчас в самом деле выскочит что-то кошмарное, например оборотень или, с учетом странной конечности, зомби или ведьма, и ей придется уносить ноги от нечисти – Степан откроет ей дверь спасительной квартиры?
Отчего-то Лиза не была уверена в этом.
Палец с когтем продолжал манить ее, и Лиза, сделав шаг, переборола страх.
– Вам нужна помощь? – спросила она, осознала, что задала вопрос по-русски, и тотчас перевела его на французский.
Дверь вдруг резко распахнулась, и Лиза действительно увидела некое подобие ведьмы – хотя нельзя было сказать, женщина это или мужчина.