Книга Бледнокровная Луна - Владислав Даркшевич

дыру, но осязаемая темнота мешала растению излечиться. Бесконечная внутренняя борьба изранило дерево, но и изменило его, превратив крону и ветви в подобие тела непобедимого титана, отчего-то казавшегося Альмеде особенно прекрасным. Вглядываясь в черную бездну дупла, Альмеда ощутила, как из темноты за ней что-то бдительно наблюдало. В воздухе повис низкий стрекот, похожий на стрекот больших цикад. Существо внутри молчало, но Альмеда «услышала» его эмоции. «Оказывается, что трудно понять собственное помешательство, — размышляла Альмеда, над исходящими из темноты ощущениями. — Как я могу слышать эмоции?». Жалость постепенно сменилась радостью, существо желало общаться и обрадовалось, появившемуся собеседнику для чувственной беседы.

Альмеда вспомнила, как бывала в конюшне, и похожая «беседа» у нее происходила с лошадьми; без слов она в точности могла понять эмоции лошади; нередко и лошадь в точности определяла настроение хозяина. Но сознание, с которым общалась Альмеда, значительно превосходило ее по части «произносимых» эмоций. И кто был животным, а кто был человеком в данной ситуации — спорный вопрос.

Через некоторое время телепатического разговора, создание, посчитав, что Альмеда готова, решило выйти из темноты дупла на свет. Оно медленно выползло, расширяя отверстие внутри дерева, разрывая внутренности колоса. В первое мгновение, Альмеда думала, что из дупла просачивается лунный месяц, но потом поняла, что создание больше похоже на огромную перевернутую каплю, или на сморщенный палец, раздутый на самом конце. Последний вариант ближе всего был к истине, потому что Альмеда не сразу заметила узлы, делившие тело создания на части, наподобие суставов делящие палец на фаланги. Оно не было способно общаться с Альмедой при помощи голоса, из-за отсутствия рта, ушей и глаз. Бледная и склизкая кожа, которая словно бы светилась на дневном свете, выдавало в этом создании жителя ночи.

Рук, Альмеда не видела, туловище словно бы росло из глубины дупла. Вместо ужаса и страха, Альмеда чувствовала спокойствие и радость, навязанные эти созданием. Они продолжали беседу, странную и местами тернистую. Альмеда узнала, что Оно явилось из другого измерения и решило спрятаться в этом лесу от своих преследователей. «Гуннунгагап!» — в сознании Альмеды вспыхнуло имя преследователя, бледнокожего существа.

Находившееся перед Альмедой создание принадлежало к инопланетной расе, у которой не было принято давать имена, но ощущение радости и симпатии отчасти примерило Альмеду с его ужасной внешностью, и Альмеда решила назвать существо — Луной. Луна могла путешествовать в пространстве и во времени, но она всегда должна быть частью чего-либо. Поэтому Альмеде стало жаль Луну, потому что Луна всегда была узницей того места, в котором материализовалась, как и ясеня, внутри которой она материализовалась. Также Альмеда узнала, что представители ее расы не знают, как звучит голос других существ, выглядит цвет травы или неба, не знают, как пахнет хлебное поле, но при помощи чувств Альмеды, Луна теперь все это узнала. Луна испускала радость от мысленного контакта, однако ощущение радости медленно сменялось печалью, горечью и раскаянием.

— Почему? — вопрос, который успела задать вслух Альмеда, перед тем, как ее захлестнул страх за свою жизнь. Но перед тем, как Альмеда почти упала в обморок, Луна вытянула к Альмеде тонкое и костлявое подобие руки и коснулась ее лба. В этот момент Луна переда Альмеде очень важную способность, которая формируется у представителей лунной расы с младенчества — невосприимчивость к тьме.

Альмеда очнулась, словно ото сна и уже не помнила, что с ней произошло. Она помнила голубое небо, раскидистые ветви дубов и тропинку, ведущую к дому. Тогда она впервые потеряла часть своих воспоминаний и забыла свою встречу с Луной и отца на сеновале. Альмеда не знала, что Луна не хотела ей навредить. Луна жалела Альмеду, опечалившись ее будущим.

***

Вечером вторника Альмеда нашла свою маму мертвой в своей комнате. Войдя в комнату и открыв занавески, по ее спине уже пробежались мурашки: Альмеде хватило одного взгляда, чтобы заподозрить самое худшее.

— Мама? — Альмеда позвала, но никто не ответил. Бланка лежала без движений, бледная и очень красивая с растрепанными каштановыми волосами. Альмеда подошла к ней, но было поздно: пульса не было и ее сердце давно не билось. Не выдержав горя измены и ужасного к себе отношения, Бланка решилась на худшее.

Позже на вызов приехали полицейские, и один из них выразил свое недоумение своему коллеге: «Я впервые встречаю самоубийцу, который не оставил после себя предсмертной записки». В это время Альмеда находилась за дверью комнаты и слышала слова полицейского.

Через несколько дней, после смерти Бланки, Альмеда впервые услышала, как Рауль говорил сам с собой. Он вел бессвязный монолог, то спрашивая себя, то отвечая и смеясь так, что по спине Альмеды пробегали мурашки.

— Бланка, жива? — спрашивал Рауль.

— Конечно, жива. О другом не может быть и речи! — отвечал он на свой вопрос, немного другим голосом, в более низких тоннах.

Рауль повторял снова и снова, что Бланка жива, словно пытаясь убедить себя в этом. Позже, Альмеда, решилась спросить отца, о том, что с ним происходит.

— Происходит со мной? Я прекрасно себя чувствую! — ответил Рауль, на вопрос дочери, разразившись сардоническим хохотом.

***

Альмеда открыла глаза и увидела на расстоянии десяти метров мужчину в кожаном пальто и шляпе. Это был сон. Альмеда стразу это поняла, по странному ощущению в теле — она словно бы немного парила над землей. Лица мужчины Альмеда не видела: он стоял к ней спиной. В руке Альмеды оказался странный пистолет: очень вытянутое дуло, с трубками и светящейся ампулой вместо обоймы с патронами. Девушка навела дуло пистолета на спину неизвестного. Она поняла, что точность сейчас не важна — главное выстрел и попадание, и если Альмеда промахнется, то у нее не будет второго шанса. Она нажала на курок и из дула пистолета вырвался голубой шар всё испепеляющего пламени и… Из глубины странного сна Альмеду вернул в реальность стук в дверь.

***

Ночь была жаркой и ясной; за окном стрекотали сверчки. Приоткрыв дверь и заглянув щель, Альмеда увидела Луиса, нервно переступающего с ноги на ногу. Луису было всего восемь лет, но его юное лицо уже изображало глубокую озабоченность. После смерти Бланки, отец стал замкнутым и неразговорчивым, казалось, что в доме стало нарастать напряжение.

Альмеда открыла дверь и Луис вошел в комнату.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала Альмеда своему брату.

Казалось, что Луис колебался, но потом все-таки сказал:

— Я слышал, как открылась калитка…

— Наверное, это был ветер, — ответила Альмеда.

— Нет! Я знаю, что это был отец! Он продолжает ходить в лес по ночам! Альмеда, пойдем