дальше идти не хочет. Он недавно перенес воспаление легких, врач просил не переохлаждаться. Он потоптался на месте и сказал:
— Уильям не доехал до Лимонии. И никогда уже не доедет. Но сейчас, простите, я переоценил свои возможности. Это после болезни… Не могу рассказать всю историю целиком. Позвоните мне, когда будет время. И мы продолжим. А сейчас я пойду, а вы еще погуляйте. Такая хорошая погода.
Робинсон повернулся и пошел к выходу.
Глава 2
На следующий день, взволнованный вчерашним разговором, Разин поднялся в шесть и больше не мог заснуть. В кухне, пока пил кофе, перекинулся парой реплик с Мартой, которая вставала еще затемно, слушала новости по радио, пила кофе, уже готовая отправиться на работу в больницу.
— Мне нездоровится, — сказала она. — Какая-то я сама не своя. И голова болит.
— Может быть, дома останешься?
— Из-за головной боли? Ты шутишь?
Марта допила кофе, вымыла чашку и сказала, что любит его, а потом поцеловала в макушку. Она взяла со стола сумочку, вышла в тесный коридорчик, соединяющий кухню и гараж. Через окно он видел, как серебристый «меркури» выехал на дорогу и пропал из вида. Марта всегда была аккуратной, пунктуальной и предсказуемой. Разин спросил себя: почему у них с Мартой нет половой жизни, разве что изредка? Он ведь относится к ней неплохо, и она говорит, что любит его.
Около девяти он позвонил Джону, продавцу из антикварного магазина, и сказал, что сегодня не придет.
— Плохо себя чувствую, — соврал он. — Может быть, завтра полегчает. Ко мне в полдень обещал придти хозяин магазина на Ист-Стрит. Возьми ключ от сейфа, ну, ты знаешь где. Вытащи коробочку в синей бумаге и отдай ему. Он оставит деньги.
— Понял, — ответил Джон. — Что-то еще?
Разин ответил, что еще надо убрать с прилавка серьги с бриллиантами и сапфирами. На них нашелся покупатель, просил отложить для него. Разин опустил трубку и вспомнил, что Векслеру следует отдать еще одну мелочь. Но перезванивать не стал, решив, что все остальное сделает сам, это не срочно. Следующие полчаса ушли на бесцельное хождение по дому. Он старался еще и еще раз прокрутить вчерашние события, словно кинопленку, вспомнить Майкла Робинсона, его лицо, одежду, манеру держаться, особенности речи. Разин накинул куртку и вышел на открытую веранду, но скоро замерз и вернулся назад.
В голову лезли мысли, что вчера он рисковал без смысла и без пользы, когда поехал на встречу на чужой территории с незнакомцем. А ведь до этой встречи у него было время, чтобы все сделать по-умному. Первое дело — написать письмо в Москву своему куратору и дождаться инструкций. Так он должен был поступить. Из Москвы наверняка запретили бы это мероприятие, или приказали подпоить и разговорить Робинсона, выяснить, чего он хочет на самом деле. Кроме того, надо было привести с собой человека, а лучше двух, которые страховали бы Разина на улице. Но, вопреки логике, он поступил иначе. И теперь, совершив ряд грубых ошибок, решает, как все исправить.
Еще не поздно встретиться со связным и отправить в Москву сообщение, что Разина провоцируют, видимо, фэбээровцы. Через подставное лицо ему пересказали некую историю про похищение человека. И, кто этот человек, Разин догадывается. Не хочется верить, что рассказ Робинсона — это правда. Но, возможно, и не ложь. К сожалению, некоторые события рассказа имеют нечто общее с реальностью. Павел Ткачук, бывший связной Разина, три месяца назад должен был вернуться в Россию. Он купил авиабилет до Мексики, а оттуда собирался отправиться на Кубу и только потом в Москву через Европу. Он исчез за неделю до отлета. Из Москвы пришла шифровка, что Ткачук благополучно долетел и шлет привет. Но это вранье, он не улетел бы, не попрощавшись.
Ткачук как в воду канул. На съемной квартире в верхнем Манхеттене он не появлялся уже давно, его синий «шеви» со спущенным заднем колесом стоял в гараже многоквартирного дома, по вечерам окна его квартиры не светились.
Если Ткачука убрали американцы, то жизнь Разина и нескольких его людей висит на волоске. И можно уже бронировать одиночку в Синг-Синге, лет на двадцать. Наверное, за ним следят парни из ФБР, хотят посмотреть, куда он кинется с перепугу, кому позвонит, с кем назначит встречу, что скажет в телефонных разговорах. Разглядывают его, как насекомое, которому место в их гербарии, выбирают момент, чтобы прихлопнуть. Дома он не держит никаких компрометирующих материалов, но по закону подлости что-нибудь обязательно найдется.
Итак, первая версия, самая простая и убедительная: Робинсон работает на ФБР. Но есть другой вариант: Робинсон не врет. Самое разумное — не делать резких движений, не показать своего беспокойства. Он сел в большой комнате на диван напротив телевизора и стал смотреть городские новости.
Мысли возвращались к Робинсону. На первый взгляд ему лет пятьдесят пять или чуть меньше. Волосы с проседью, рост около шести футов, среднего сложения, темный шатен с прямым носом и квадратным подбородком. Серые глаза смотрели на мир недоверчиво, иногда он проводил указательным пальцем по переносице, снизу вверх, будто очки поправлял. Заметно, что у собеседника близорукость, но на встречу он почему-то пришел без очков.
Робинсона старила ранняя седина и кожа, бледная с серым оттенком, будто он долго просидел в помещении без дневного света и много курил. Руки были беспокойные, он щелкал пальцами, если не мог подыскать нужное слово, крутил пуговицу пиджака, открывал и закрывал колпачок зажигалки. Он был левшой и носил пистолет в подплечной кобуре справа. Когда он задумывался, левая рука непроизвольно скользила по груди, пропадала за складками плаща, кончики пальцев прикасались к рукоятке пистолета, Робинсон снова чувствовал себя увереннее. Временами он прерывал монолог, брал паузу и, словно собираясь с силами, поднимал голову и так сидел с закрытыми глазами минуту или около того.
Он человек весьма образованный, читает «Нью-Йорк таймс». Иногда он поправлял узел галстука, будто тот был слишком тугим, словно воздуха не хватало. Обычно так делают люди, которые врут. Но Робинсон страдал одышкой, воздух был влажный, и не совсем здоровому человеку тяжело дышалось на прогулке. Вот, собственно, и все, что вспомнилось.
Разин вошел в свою комнату, которую называл кабинетом, достал с книжного шкафа пишущую машинку в футляре. Сел к столу и быстро, пункт за пунктом, напечатал приметы Майкла, которые он хорошо запомнил, а также номера машин, стоявших неподалеку от пивной. Первым в этом списке был темно-зеленый «олдсмобил» из Джорджии с тамошними номерами, плюс еще несколько номеров
