меня, у меня есть конкурентоспособность Майкла Джордана в «Последнем танце» и трудовая этика Опры во время сезона отпусков.
Я знаю, что могу и буду звездой здесь. И эта тяжелая работа начинается с того, что я показываю свою страсть и преданность тренеру Фолкнер, поэтому она решила назначить меня капитаном.
Я все еще лежу на спине с закрытыми глазами и пытаюсь отдышаться, когда на меня падает тень.
― Ты в порядке?
Снова этот голос.
― Уходи. ― Говорю я ему. Отказываясь открывать глаза, я слепо тянусь за своими airpods и нажимаю «воспроизвести» в своем плейлисте «cool down».
Может быть, если я буду игнорировать его, он уйдет.
Прижимаю колено к груди и потягиваюсь, напевая при этом песню.
По прошествии, как мне кажется, пары минут, я открываю один глаз, чтобы посмотреть, там ли он все еще, и нахожу его стоящим надо мной и смотрящим на меня сверху вниз.
Я стону, позволяя своей ноге упасть на землю и хватаясь за другую в том же движении.
― Ты как венерическая болезнь, — говорю я ему. ― Возвращаешься из раза в раз.
― А тебя большой опыт в этой сфере, не так ли?
― Да. На самом деле, у меня полно болячек. Хламидиоз, гонорея, герпес. Назови какую угодно, и у меня она будет.
― Предполагается, что это должно заставить меня не хотеть тебя трахать?
― Это работает?
― Нет.
― У меня так много бородавок, спрятанных под этим нарядом.
― Покажи мне парочку.
Я бросаю на него взгляд, полный отвращения.
― Что с тобой не так? ― Спрашиваю я его, наконец, глядя ему в лицо.
В то время как я все еще нахожусь буквально на земле, пытаясь восстановиться после тренировки, он выглядит возмутительно идеально.
Он почти не взъерошен, единственный признак напряжения ― капельки пота на виске. Но затем они идеально спускаются по его виску, делая парня еще больше похожим на типичного главного героя, которым я его и вижу.
Его волнистые волосы длиннее на макушке и коротко подстрижены по бокам, а одна прядь безупречно лежит на лбу, как будто ее специально уложила туда команда парикмахеров.
У него высокомерные аристократические черты лица, от длинного носа до сильной челюсти, которые становятся еще более грубыми из-за единственного несовершенства на его лице ― небольшого шрама, рассекающего пополам левую бровь, оставляя после себя безволосый след. Но именно его глаза притягивают меня.
Это бесконечные бассейны темно-синего цвета, их глубина захватывает. Я знаю, что если бы я поднесла одну из тех камер с высоким разрешением к его лицу, я бы увидела в его глазах целые галактики.
Те, что наполнены изгибами и поворотами, млечными путями и миллионами и миллионами сияющих звезд.
― Это тот случай, когда ты хочешь того, чего не можешь получить?
― Это не тот случай.
Очевидно, я ослышалась.
― Что, прости?
― Рано или поздно ты будешь моей, так что, строго говоря, дело не в том, чтобы хотеть чего-то, чего я не могу получить.
― Я…
― И так получилось, что я пришел сюда не для того, чтобы приударить за тобой, ты сама начала этот разговор. ― Он язвит с самодовольной улыбкой. ― Может быть, у тебя не такой уж и иммунитет к моему очарованию, как тебе хочется думать.
― Тогда чего же ты хочешь?
Он машет рукой в том направлении, где я все еще лежу.
― Я оглянулся, а ты развалилась на земле, как труп, почти такой же, как сейчас. Я хотел убедиться, что ты не мертва. ― Он одаривает меня дерзкой полуулыбкой и добавляет: ― С бородавками я могу справиться, с некрофилией мне было бы трудно.
Из меня вырывается смех, прежде чем я быстро заглушаю его кашлем.
― Ты можешь признать, что находишь меня забавным, я никому не скажу. ― Говорит он с ухмылкой, его блестящие глаза смотрят на меня сверху вниз.
Внезапно у меня пересыхает в горле, и во мне разгорается срочная необходимость сбежать.
Я избавлена от необходимости отвечать, когда Беллами, настоящая любовь всей моей жизни и мой лучший друг с абсолютно безупречным выбором времени, подходит к полю и машет мне рукой.
Собрав свои вещи, я вскакиваю на ноги и бегу к ней, не оглядываясь.
Когда я бегу к Беллами, то понимаю, что Рис и я были единственными людьми, оставшимися на поле, остальные члены наших команд и тренеры давно ушли.
Факт, который не остается для нее незамеченным.
― Вы двое выглядели там уютно. ― Говорит она, приподняв бровь.
Я кладу руку ей на лоб, пока мы идем, и мое лицо хмурится.
― Хм, вроде все нормально.
― Что?
― Я проверяла, нет ли у тебя температуры, потому что, клянусь, я только что услышала, как ты сказала самую безумную вещь.
Она смеется надо мной, бросая на меня взгляд.
― Называю это так, как я это вижу.
― Может быть, это у меня температура. ― Отвечаю я, хватая ее руку и прикладывая ее к своему лбу. ― Я горячая?
Она высвобождает свою руку из моей хватки и игриво толкает меня в плечо.
― Знаешь, кто отреагировал бы точно так же, как ты только что? Рис. Вы, ребята, так похожи.
― Ну и что? ― Спрашиваю я ее, когда мы подходим к гольф-кару.
― Нет. — Она восклицает, когда я направляюсь к левой двери, пугая меня. ― У тебя был долгий день. Позволь мне сесть за руль.
― Тонко, Би, ― говорю я ей, обходя с другой стороны. ― Знаешь, я не такой уж плохой водитель.
― Конечно, не плохой. ― Она говорит тем же голосом, который использует ее мама ― Триш, моя неофициальная приемная мама, ― когда пытается меня успокоить.
― В любом случае, к чему ты клонишь? Ты помнишь, что я люблю Картера, верно?
Беллами не самый большой поклонник Картера.
Она была раньше.
Когда он впервые пригласил меня на свидание, мы обсуждали каждое текстовое сообщение и каждый романтический жест, пока мы обе не влюбились в него из-за меня.
Долгое время у меня был лучший парень и лучшая подруга. Мы все делали вместе, и жизнь была простой. Это не обязательно было очень захватывающе, но, по крайней мере, я была довольна.
Затем, почти три месяца назад, ни с того ни с сего, он изменил мне.
С девушкой
