глупо — бежать в лес, о котором у тебя не было ни карты, ни знаний, но как только я начала, то, казалось, уже не могла остановиться. Легкие и горло горели, но я радовалась этому ощущению.
Это отвлекло меня от слов, сеющих хаос в сознании. «Не могу смотреть на тебя. Все, что я вижу, — это Лейси».
Я подавила рыдание, едва не врезавшись в дерево. Ноги запутались, и я раскинула руки, чтобы не упасть. Шершавая кора впилась в ладони.
Грудная клетка вздымалась, а бок свело судорогой, когда я выпрямилась. Взгляд заметался по сторонам, перескакивая с одной вещи на другую, пытаясь сориентироваться.
Это было захватывающе, и от вида становилось только больнее. Деревья выглядели так, словно были сделаны из изумрудов, а покрытая мхом земля казалась достаточно мягкой, чтобы на ней можно было вздремнуть.
Звук льющейся воды потянул меня вперед. Я взобралась на насыпь, и слезы потекли по щекам. Я опустилась на землю и стала наблюдать, как подо мной проносится вода — смесь глубокого синего и зеленого цветов, увенчанная белым. Все это смешалось воедино, напоминая мне о хаосе, который жил внутри меня, но еще прекраснее.
Я подтянула колени к груди и принялась раскачиваться вперед-назад. Я сосредоточилась на журчании воды, позволяя ему заглушить эхо слов матери. Если в начале осени было так шумно, я могла только представить, на что это было похоже, когда с гор таял снег.
Лейси бы это понравилось. Она бы потребовала, чтобы мы устраивали здесь пикники, придумывали истории о феях, которые наверняка жили в выдолбленных бревнах в лесу, и строили бы крепость, которая пряталась бы в кустах.
Я могла видеть это так ясно, как если бы она сидела прямо рядом со мной. Ее темно-каштановые волосы каскадом ниспадали по спине, когда она откидывала голову назад от смеха. Мой желудок опустел, боль поселилась там по-своему.
Шум воды был недостаточно громким. Ничего никогда не будет достаточно, чтобы заглушить боль от потери ее.
— Что ты здесь делаешь? Разве не узнаешь границу, когда видишь ее?
Я резко вскинула голову и отползла подальше от глубокого голоса. Солнце, пробивающееся сквозь деревья, на мгновение ослепило меня. Я могла разглядеть только силуэт. Рваные джинсы. Темно-серую футболку, туго обтягивающую мускулистую грудь. Татуировки, выглядывающие из-под рукавов.
— П-п-прости. Я не знала, что это частная собственность.
Он сделал шаг вперед, и его лицо показалось из-за солнечного луча. От такого лица перехватывало дыхание, и ты тупела. Сплошные острые углы и твердые плоскости. И глаза, самые светло-голубые из всех, которые я когда-либо видела. Они полностью сочетались с его волосами, которые были настолько темно-каштановыми, что казались почти черными. Эти почти ангельские глаза поразили меня прямо в сердце. Из-за того, что в них была такая знакомая боль, мне казалось, что я смотрю в зеркало.
— Это не частная собственность, — процедил он сквозь зубы.
— Но ты только что сказал…
Он склонил голову так же, как блондин, будто смотрел на груду кусочков головоломки, пытаясь понять, как они все складываются вместе.
— Кто ты?
Я оглядела лес в поисках кого-то призрака, кто мог бы спасти меня от вопросов этого красивого незнакомца.
— Не думаю, что мне следует называть тебе свое имя.
Он чуть улыбнулся. Это действие показало шрам на его губе чуть сбоку от лука купидона (Лук Купидона — это черта лица, при которой двойной изгиб верхней губы человека, как говорят, напоминает лук Купидона, римского бога эротической любви).
— Полагаю, конфеты из багажника фургона тоже брать не будешь?
— Незнакомая опасность и все такое.
Эти льдисто-голубые глаза вспыхнули, когда он посмотрел на меня.
— Если ты беспокоишься о безопасности, то, вероятно, не следует находиться посреди леса в одиночестве.
У него была очень веская точка зрения, но даже когда он нависал надо мной, я не хотела уходить.
— Ничего, если я останусь? Только ненадолго?
Вопрос, казалось, застал его врасплох. Он отступил на полшага, прищурившись, вглядываясь в мое лицо. Он посмотрел в мои глаза, и именно тогда он, должно быть, увидел это, остатки моих слез. Я была уверена, что мои глаза налились кровью, а щеки покраснели.
Я не позволила себе стереть улики. Я так устала скрывать ото всех то, что чувствовала. Это было утомительно. На одно короткое мгновение мне просто захотелось быть.
Я хотела послушать журчание воды и впитать покой этого места до мозга костей. Чтобы сохранить его так, чтобы унести с собой домой. Может быть, он останется со мной, поможет мне продержаться до тех пор, пока у матери не случится очередная вспышка гнева, или пока отец в конце концов не забудет, что у него вообще есть дочь.
Мускул на его щеке дернулся.
— Это не очень хорошая идея. Здесь водятся дикие животные, иногда и охотники тоже.
— Ты здесь.
— Я здесь живу.
— В лесу? — Образы импровизированного убежища заполнили мой разум.
— В хижине. Я знаю дорогу, знаю, на что обращать внимание. Ты — нет.
Я не знала, зачем пыталась убедить этого грубияна позволить мне остаться. Воинственность не была моим обычным стилем поведения, но, глядя на него, я поняла, что чувствую себя немного менее одинокой. Всего на минуту я перестала быть той девушкой, которая потеряла свою семью шесть месяцев назад. Лейси, может, и была мертва, но мама с папой в значительной степени оставили меня по собственному желанию.
Жжение притупилось, когда этот парень вышел из-за деревьев. Причина не имела никакого смысла. Я слегка покачала головой.
— Нет, ты отказываешься уходить? — спросил он, и его голос стал тверже.
Этот твердый тон. И снова «почему» не имело никакого смысла. Он был незнакомцем. Мне вообще не должно быть дела до того, что он думает обо мне.
— Я ухожу. — Я начала подниматься на ноги, ладонь обожгло, когда я прижала ее к земле, чтобы подняться. Я потрясла рукой, пытаясь унять острую боль.
Парень вытянул руку, поймав мою ладонь в свою. В тот момент, когда наша кожа соприкоснулась, он словно обжег меня. Электрический разряд пронзил мою кожу.
Он отдернул руку так быстро, что превратился в размытое пятно, выражение его лица наполнилось ужасом.
Я уставилась на ладонь. Маленькие струйки крови усеивали царапины от дерева, а на плоти виднелись маленькие следы от ногтей в форме полумесяца. Неужели от нашего прикосновения царапины заискрились и загорелись? В этом не было никакого смысла.
Я подняла голову, чтобы спросить его, почувствовал ли он тоже что-то, но он исчез.
— 3-
Я спустилась по лестнице, мои толстые, уютные носки
