одного до другого дошагаешь, так умаешься, что тут же этот гриб и съешь. В целом же в лесу было хорошо. Спал Домовой под раскидистой елью, просторно, лучше даже, чем за печкой, и не капает почти. Так, в веселье и трудах, прошло время аж до первого снега. Домового это не сильно смутило, он и дальше бы так жил, если бы не один случай, когда он, прикинувшись кабанчиком, решил попугать грибников. Грибники оказались странными: без корзин, зато с ружьями. После встречи с ними, он еле ноги унёс, и долго ещё выковыривал дробинки из своей шапочки.
— Всё, — сказал он себе, — пора и честь знать. В гостях хорошо, а дома в меня никто не стреляет.
С этими словами направился Домовой в свою деревню. Дошёл до домика и… Глазам не поверил. Так и стоял, разинув рот. Ужас, ужас был написан у него на лице. Ужас, в который Домовой и не мог поверить.
— Леееешииий! Леший! Что ты натворил?! — кричал Домовой, бегая вокруг того, что некогда было избой.
— Не кричи, ты ж не в капкан попал, — прогундосил леший, высовываясь в оконный проём, напрочь лишённый стекла. Все остальные окна тоже были без стёкол, некоторые даже без рам.
— Что ты сделал с моим домом? — чуть не плача, простонал Домовой. — Как я хозяевам в глаза смотреть стану, коли они приедут?
— Так ты заметил мои преобразования! — обрадовался Леший. — Пойдём, покажу, как я тут уют навёл! Не хуже, чем в лесу стало!
И Леший поволок домового в дом сквозь высокие заросли полыни.
— Так, гляди, тут у меня травы разные, — хвастался Леший. — Я подумал, зачем далеко ходить, пусть прямо у порога растут. Кстати, о пороге! Ты знал, что ступеньки — это очень неудобно и противоестественно? Вот я крыльцо и наклонил, теперь вровень с землёй. Правда между крыльцом и стенами теперь овраг, но естественный рельеф — это сейчас в моде.
Леший втащил Домового в распахнутую дверь.
— Ты… Ты куда пол дел? — не веря своим глазам простонал Домовой, уставившись на голые балки.
— Пол понадобился добрым людям, — меланхолично ответил Леший. — А с этими брёвнами совсем как в лесу стало, разве что бурелом так ровно не ложится никогда, но и так сойдёт.
— А что с печкой?
— Ты говорил, что в неё выть можно, ну я немного сил не рассчитал, труба и рухнула, насилу вылез из-под неё.
— Хорошо, труба! Трубу починить недолго! Но ты же всю печь по камешку разнёс!
— Это не я, — буркнул Леший, — тем же добрым людям понадобилась заслонка, дверка, ну и другие железяки.
— Зачем всё это людям понадобилось? Какой от этого толк по-отдельности? — удивился Домовой.
— Вот уж не знаю, они вообще серебро искали…
Домовой даже рассмеялся от удивления.
— Серебро? С роду у моих хозяев не водилось!
— Так это добрые люди и выяснили. Расстроились, конечно, но я их немного утешил, подарил тайком монетку с рамочкой.
— Мои десять копеечек? — На Домовом не было лица от досады. — Восемьдесят лет берёг! Восемьдесят лет копил, на чёрный день откладывал, а ты вот так взял и отдал непойми кому?
— Добрым людям, — поправил Леший. — Они были рады. Ты бы сам не захотел огорчать гостей, я тебя знаю!
— А что ты с крышей сделал? Она же теперь вся в дырах насквозь, так что небо видать!
— Не благодари! — с гордостью отозвался Леший. — Теперь из любой точки комнаты ты можешь видеть звёзды!
— Ага, и градом по мягенькой макушке прилететь может, — обиженно заскулил Домовой.
— Ну что ты разнылся, как больное колено? — возмутился Леший. — Гляди, как уютно стало! Везде мох, как в лесу! Мягко, хорошо! Вон на счётчике птички гнездо свили, теперь каждый год к тебе прилетать будут! А кукла, помнишь, говорил, что не ест? У неё рот-то был фальшивый, не открывался даже. Я ей голову оторвал, а под головой у неё, ты не поверишь, второй рот! И во второй рот она добротно так ест! Только он у неё не закрывается теперь, но это не беда, зато ест!
— Ты телевизор зачем разбил? — обессиленно пролепетал Домовой, глядя на раскуроченный ящик, который некогда сам недолюбливал. — Он же таких денег стоит! На нём же кружевные салфеточки лежали? Ну дураку же понятно, что если на чём-то кружевные салфеточки лежат, то трогать это надо бережно!
— Он всё равно ничего не показывал, — буркнул Леший.
— А штепсель в розетку включить? В розетку? А? Голова твоя берёзовая! — в отчаянье закричал Домовой, топая ножками. — Что ты за дикий вандал такой?
— В розетку? — смутился Леший. — Это вон в ту маленькую коробочку с двумя дырочками? А я туда корни пускал… Зато смотри, как я картинно и художественно всё разложил, как листья в лесу, — он показал корявой пятернёй на разбросанные остатки вещей и битой посуды.
— Пошёл вон! — завопил Домовой. Никогда он ещё не был в такой ярости. — Чтобы духу твоего здесь не было! Чтобы ноги, ветки, коряги твоей тут не ступало!
— Да ладно тебе, друг… — расстроенный Леший нехотя поплёлся к выходу.
А домовой сел на скользкую балку и зарыдал:
— Бедный я, несчастный, пустил, дурень, этого вандала, что мне горемычному делать теперь? Куда податься? Домик мой домик! Уютный такой был! Садовая моя головушка, пропащий я Домовой! Куда же мне теперь? Тут же мусор один? Неровен час, всё рухнет мне на макушечку! Э-эх… Пойду к соседям, поплачусь, авось примут…
И уж хотел домовой встать и идти, как с крыльца его окликнул Леший:
— Между прочим, я так как этот, тут все дома облагородил…
— Как все? — закричал Домовой. — Ты ещё не убрался? Проваливай, подобру-поздорову!
С этими словами он выскочил из своего дома и ринулся к соседнему. Но и соседний дом стоял без окон и дверей, а крыша его провалилась. Один старый календарь остался на стене висеть, да больше ничего. Домовой к третьему дому метнулся — и там запустение. К четвёртому, пятому — везде Леший побывал и свой порядок устроил. Где-то даже берёзу посреди остатков сруба вырастить успел. Тонкую такую, маленькую.
Погоревал Домовой, погоревал, собрал остатки вещей в узелочек, вздохнул и сказал себе:
— Пойду в город, может при квартирке какой пристроят меня, сиротиночку. Туда, Леший, проклятый, вовек не доберётся!
Сказал и пошёл. А Леший, глядя из-за корявой берёзы, лыбился каменными зубами и думал про себя: «Ничего, сколько лет ждал, чтобы деревню себе вернуть, и вернул-таки. Придёт время, и город моим опять станет, всё на круги своя вернётся».
А потом Леший повернулся и пошёл в
