и тут качаются в золотых волнах самоходные комбайны — сыновья саратовских заводов. От комбайнов бегут по степным дорогам машины с зерном. Уборка начинается.
Пшеница невысокая — что поделаешь: в июне навалилась сушь. Но колосок наливистый, клонится к земле, — здесь полосой прошел дождь, и сортовые посевы ожили.
Пересекаем колыбель знаменитых заволжских пшениц. Появление их вызвало сенсацию на международном рынке. Пароходы с зерном осаждались представителями фирм, стремившимися собственными глазами увидеть «заволжское чудо». Особенно охотились за новыми пшеницами итальянцы. Пятиметровую макаронину, приготовленную из заволжской пшеницы, можно было, не опасаясь, вешать за концы, и она не рвалась…
— Хоть белье на ней суши, — усмехается Федорыч. Он с интересом прислушивается к нашей беседе.
По степи движется длинная гусеница. Да это же поезд! Тепловоз тянет тяжеловесный состав. Подъезжаем к железной дороге. Около переезда — домик обходчика. Обходчик — казах. Два его мальчугана, Вася и Петя, мигом очутились у машины — дорогу показывают, гладят блестящий прут антенны, просят:
— Пустите радио.
Включаем приемник. Идет музыкальная передача. Музыка полна серебристого звона бубенчиков и нежных переливов девичьих голосов. Словно хрусталь звенит. И напев протяжный, восточный. Заслушались все, особенно ребята.
У Васьки глаза блестят, смотрит на шарик антенны, словно там звенят колокольчики.
— Любишь музыку?
— Ага…
— А приемник есть?
— Нет. В школу пойду, сам буду делать. Ящик приготовил. Всякие железки для радио с Петькой собираем…
Мальчуганы, забегая вперед, провожают машину. Кивает, улыбаясь, обходчик.
Не доезжая Красного Кута — первая авария: подламывается ножка у верхнего багажника. Не выдержала резкого торможения у колдобины. Слишком высокие ножки ненадежны в походе. Снимая багаж, чувствуем, какой тяжелый груз покоится у нас над головой. Не менее центнера.
Втискиваем в переломившуюся трубку прут акации. В поселке придется исправлять поломку.
Вот и Красный Кут. На окраине у элеватора оживление. На высоком помосте — контрольные будки, как игрушечные домики. То и дело подъезжают к помосту грузовые машины, полные янтарного зерна. Из будок выбегают девушки в шароварах и блестящим щупом берут из машин пробы зерна для определения его влажности и засоренности.
Напротив — агитпункт, украшенный плакатами и лозунгами. Останавливаемся у его порога. Все здесь на колесах, все, запыленные, загорелые, на живом деле.
Жизнь кипит, бьет ключом. Шоферы, высунувшись из кабинок, подтрунивают над визировщицами. Девушки отмахиваются от них, как от надоедливых мух. Но молодежь за рулем лихая, и около будок нет-нет, да и зазвенит девичий смех. Пионеры — добровольцы из детского дома — старательно записывают рейсы. На дощатой стене «Молния». Пока идет проверка зерна, шоферы заглядывают в полевой листок: кто обгоняет сегодня.
Рядом с агитпунктом — столовая, буфет с прохладительными напитками. И весь этот водоворот кружится вокруг оси незримого слаженного механизма.
— Здорово организовано! Кто тут вертит?
— Само вертится… — подмигивает молодой шофер. — Пётр Тимофеевич помогает…
— Уполномоченный?
— Не-ет! Тимофеич!
К нам подходит плотный, коренастый человек в светлой фуражке, загорелый, как истый степняк, с полным, симпатичным и добродушным лицом.
— Завгородный, Петр Тимофеевич, председатель Краснокутского ДОСААФа, — рекомендуется он.
— Председатель ДОСААФа?!
— Не удивляйтесь, — улыбается Петр Тимофеевич, — хлеб возят мои ученики, за рулем комбайнов и тракторов тоже они сидят.
У Завгородного широкая светлая улыбка, так могут улыбаться только люди доброй души.
— Не дают пешком ходить, — говорит он, — идешь хоть в селе, хоть в степи, а с первой же встречной машины кричат: «Садитесь, Петр Тимофеевич, подвезу!»
Четыреста шоферов в год выпускает Краснокутское отделение ДОСААФа. Готовит за зиму в каждом колхозе без отрыва от производства 30–40 механизаторов сельского хозяйства. Не за горами время, когда каждый взрослый человек на селе будет управлять машиной.
— А посмотрите, как работают! Точно по графику. Возят хлеб, косят пшеницу, оборудуют механизированные токи. С таким народом горы можно свернуть. Вот, работаю в этом агитпункте каждое лето, как в штабе, и не устаю. Армия у меня мирная, за хлеб воюем…
Отдыхаем в прохладной столовой. С удовольствием уничтожаем холодную окрошку, гуляш и котлеты с макаронами, шипучий клюквенный морс. То и дело забегают водители, быстро обедают, и опять за руль.
И мы уносимся в жаркую степь. Кругом сплошные поля пшеницы, копны желтой соломы, вороха первого зерна. Оглянешься — и видишь голубеет в каленом знойном мареве элеватор, как маяк в золотом море.
Запомнилась нам встреча на элеваторе. Представьте, что все ячейки ДОСААФа в стране возьмутся да и поведут работу так, как краснокутцы!
В степи появились зеленые лесные полосы. Они перекрещиваются, окаймляя поля. Это Краснокутская опытная станция Института сельского хозяйства Юго-востока.
Только что была ширь, степное раздолье, жарко и душно. А тут — густой вековой лес, шатер непроницаемой листвы над головой, прохлада, густая сочная трава. Рядом огромный пруд, заросший камышами, клекот и кряканье дикой птицы. Откуда взялся прохладный лесистый уголок среди сухой степи?
Его создала вода. Много лет назад люди перегородили земляной плотиной сухое ложе лощины, удержали талые воды и посадили у берега пруда тополи и ветлы. Теперь они разрослись в тенистый лес.
Это центральный пруд опытной станции. Среди высокоствольных тополей разбиваем стан.
В 1911 году Новоузенское земство открыло в окрестностях Красного Кута одну из первых опытных станций Заволжья, и недаром. Два века русские поселенцы, оседавшие в Заволжских степях, сеяли пшеницу. В сухом, жарком и солнечном климате она приносила необычные зерна — плотные, стекловидные, белковистые.
Из поколения в поколение наследственность закрепляла приобретенные свойства — появились местные новые сорта так называемых твердых пшениц.
Эти пшеницы и прославились на весь мир. Зерна их содержат много белка и клейковины. При размоле получается отличная манная крупа и пшеничная мука, из которой выпекают очень вкусный питательный хлеб и замешивают великолепное тесто.
В колыбели, где появились на свет эти пшеницы, — в центре сухих степей Заволжья — и
