это Яна. Ты можешь подъехать? У нас тут девушка на тренировку пришла. А в расписании ошибка.
Слушает ответ некоего Максима и ее красная кожа медленно зеленеет.
- Жеее-еесть, - вылетает из меня невольно и я вдруг понимаю откуда у моего семилетнего сына эта новая привычка.
Яна убирает телефон на стойку. Её загнанный взгляд отправляется на мое лицо. От чего я злюсь еще больше. Бесит подобная неклиентоориентированность. Я заплатила деньги и на меня же еще смотрят, как на врага народа.
Подбородок девчонки начинает дрожать под моим цепким взглядом и в следующую секунду по помещению разносятся приглушенные рыдания. Это начинает бесить меня еще больше.
Так можно было вообще?
Может мне тоже просто зареветь, когда муж отказывается вести нас с ребенком в парк? Или когда не дотрагивается до меня второй месяц и я сгораю от желания быть для него нужной?
- Что тут происходит? – слышу я бархатный голос из-за спины. По всей видимости это владелец навязчивого парфюма.
Разворачиваюсь и замираю, потому что это сам Андреев. И на фотографии он кажется другим. Меньше. Не таким фактурным. Не таким идеальным.
Вообще не таким.
От его присутствия я впадаю в ступор, забывая про плачущую девчонку.
- Что тут происходит? – спрашивает он еще раз мягче, переводя взгляд на Яну.
Его кожа такого ровного бронзового оттенка, что у меня нет сомнений. Её хозяин недавно выгулял свои бицепсы на каких-нибудь Мальдивах.
Яна начинает что-то блеять сквозь слезы и я наконец-то выхожу из анабиоза:
- Ваша система лаганула. Моя запись сорвалась.
Он медленно мажет равнодушным взглядом по моему лицу, словно идентифицируя меня на адекватность.
- И поэтому вы решили довести до слёз моего администратора? – спрашивает холодно, поднимая идеальную форму своих бровей.
Я… что??? Это я довела её?
- С меня хватит, - бью ладонью по столешнице, подхватывая сумку. – Оформляйте возврат абонемента.
Он заходит за стойку и теперь я пялюсь на вырез черной рубашки, расстегнутой на две пуговицы. У него там татуировка. Но рассмотреть её нет возможности. Жаль.
- Янчик, давай успокаивайся. Мы сейчас с нашей.., - смотрит на меня издевательски, – …гостьей утонем.
- Ладно, - всхлипывает она.
- Я ничего такого вам не сказала, - обижаюсь на этот цирк.
- Да это вы меня простите, - начинает извиняться плакса. – У меня эмоциональность повышена, это с детства.
Киваю головой от удовлетворения. Слава богу, моей вины вроде как нет. И перевожу ждущий взгляд на хозяина данной богодельни.
- Что? – спрашивает он, и уголки его точеных губ летят наверх.
- По-моему, - замечаю, отводя наконец-то взгляд от шедеврального лица. Куда угодно смотреть, только не на него. – Не все извинения еще прозвучали.
Он раскатисто смеется, от чего рубашка на его груди натягивается.
- По-моему тоже. Вы же извинитесь перед Яной?
Во мне что-то взрывается и я раздраженно топаю ногой, как мой сын.
- На сайте возврат оформлю, - хватаю сумку и двигаюсь к выходу. Танцор, твою мать. Думает у него папочка с мандатом и всё!
Будет вести себя как хочет.
Перебегаю через лесенки, несусь обратно в машину. Сейчас заеду в любимую кондитерскую и куплю себе любимое пирожное с заварным кремом. Нажрусь и стану толстой. По крайней мере, будет адекватная причина того, что Лёша меня не хочет.
- Виктория, - слышу своё имя. – Виктория.
Разворачиваюсь и слежу как стремительным шагом на меня надвигается международная звезда современной хореографии. Господи, зачем ты позволил носить ему эти джинсы? Это преступление против моей чести.
- Виктория, произошло недоразумение. У вас годовой вип-абонемент и давайте не будем усложнять.
- Аааа, - говорю намеренно отстраненно. – Я думала вы извиниться пришли.
Он переводит оценивающий взгляд на мой Мерседес, такой же, кстати, как у моего мужа, только серый. Мнётся, словно не может произнести заветные слова. Видимо извиняться для Матвея Андреева в новинку.
- Простите, я был не прав, - говорит он серьезно, погружая меня в море своих серых глаз.
От этого я начинаю нервно теребить ремень спортивной сумки.
- Не будем терять время. Раз вашего тренера нет на месте, я сам проведу вашу первую тренировку. Только переоденусь.
Сглатываю не понятно от чего подступившую слюну. То ли от того, что моя тренировка будет с танцором такого уровня. То ли от того, что я представила как он расстегивает ремень на своих джинсах и скидывает их, чтобы переодеться.
- Пойдемте, - приглашает меня рукой обратно.
С королевским видом прохожу мимо, и чувствую у себя на спине касание его твердой руки.
Помоги мне Господи пережить этот вечер!
Глава 4. Виктория.
Заламывая руки, жду Андреева в танцевальном зале, в который он любезно меня проводил, а затем ушел переодеваться. Зеркало во всю стену отражает мою неуверенность перед первым занятием.
Я больше пятнадцати лет не танцевала, кроме как в ночных клубах. Ощущение, что вернулась к истокам бьет по невидимым точкам в груди. Вытягиваю правую руку в сторону, и плавно провожу кончиками пальцев по ней левой. От запястья до линии ключицы. Затем то же самое проделываю слева-направо.
Затем носком правой ноги провожу полукруг по напольному покрытию, вытянув руки над головой в третью позицию. Поднимаю левую ногу и проделываю то же самое. Любуюсь в зеркало на то, как оживает мое тело, благодаря давно забытым движениям.
Провожу ладонью по центру от шеи до низа живота, изогнув при этом линию бедер.
- Неплохо для начала, - слышу хриплый голос позади и ищу глазами в зеркале его источник.
Андреев стоит возле вход в зал. На нем черные спортивные брюки и черная майка, открывающая его рельефные руки.
Не отрывая взгляда, наблюдаю как он подходит ко мне и останавливается за спиной буквально в полуметре.
Матвей намного выше и если я чуть отклонюсь, то упрусь в его грудь затылком. От дикого желания попробовать это сделать чувствую легкое головокружение.
- Вы занимались раньше? – спрашивает он, размещая свою руку у меня на шее в районе верхних позвонков. Начинает ее разминать и все слова улетучиваются с языка. Тело прошибает током.
- Виктория? – спрашивает еще раз, приподнимая бровь.
- Ааа, - нахожусь. – Да. В школе. Современный танец и немного бальных.
- Балерина, значит, - улыбается он открыто. Его поза свободна, и он достаточно расслаблен.
В движениях и мимике нет ничего личного. Того, чтобы
