как в штаб пойти. Вот она и дождалась — холодненькая, запотевшая. Горькая, как и повод, ради которого он ей крышку скрутил. Тёмный расставил стопки. Плеснул отцу с матерью. Старшему брату. Все они улыбались ему с фотографии.
— Ну что, Серёг, выпьешь за меня? Мне сегодня тридцать семь стукнуло. Помнишь, мы мелкими считали, что это уже все, старый дед. Даже думали, что лучше не доживать. Дураки такие были, — он слабо улыбнулся и покачал головой. — Ты вот и не дожил, а у меня получилось.
Он хмыкнул и добавил.
— Зачем-то…
Посмотрел на оставшиеся пустые стопки. Налил Кате, жене брата.
— Твоему Тимуру сколько было бы сейчас? Пятнадцать? Ну, немного можно, — он наполнил ещё одну до половины. — А помнишь, как мы с тобой у отца самогон воровали? Хорошее было время. Сейчас бы туда вернуться, хоть на денечек.
Тёмный плеснул в последнюю — до самых краев. Со злостью — так, что водка расплескалась. Это уже для него. Задержал взгляд на ровном рядочке стопок. Время идет, а каждый год одно и то же. Как будто понемногу от себя отрывал, пока не останется ничего. Он убрал упавшие на лицо длинные, тёмные волосы и потянулся к водке.
— Спите спокойно, родные.
Залпом выпил первую стопку. Потом опрокинул и следующие — пока последняя не осталась.
— Ну и за меня, — тихо прошептал он. — Не чокаясь.
В опустевшей наполовину бутылке все так же привычно мерещились разводы крови — как в тот самый день. Тогда тоже дождь хлестал. Смывал кровь, смешивал воедино — не разобрать, где чья. Напировалась костлявая, нажралась так досыта, что его не доглодала, а люди, дураки, зачем-то с того света вытащили. Как будто ему осталось, для чего жить.
Многие наверняка с ним бы не согласились. Даже среди таких же охотников, как он, были те, кто завидовал Тёмному. Они видели человека, выглядящего моложе своих лет, с успешной карьерой, одного из лучших среди охотников. За привлекательным фасадом сложно было рассмотреть обугленную душу. Её Артём никому не открывал — ему самому иногда было страшно смотреть на то, что от неё осталось. Его тьма проглядывала в тяжелом взгляде угольно-чёрных глаз, смотрела безмолвным отражением со дна стопки.
Заснул он уже засветло. Всю ночь ему снилась алая река — она то текла неторопливо, то разгонялась, как горный поток. Она несла его в черноту неизвестности, а он дрейфовал, как потерпевший крушение корабль — плыл, раскинув руки. Смотрел на россыпь далеких звезд над головой. Только лицо из-под воды виднелось, а въевшийся в сознание металлический запах снова и снова напоминал, что несет его течением не по воде, а по крови… Всю его жизнь.
Ему говорили, что чувство боли и потери должно уйти, но шли годы, лучше не становилось. Только хуже. В груди по-прежнему ощущалась зияющая, бесконечная пустота, грозящая засосать в себя все остальное, словно черная дыра в холодном космосе.
На следующий день Тёмный с усилием подавил желание уехать одному. Что-то настораживало в Мишкиных словах. Старший товарищ, его шеф, много спускал ему с рук — когда Артём вот так срывался в одиночку, пропадал на недели, а потом возвращался. Всегда с результатом. В этот раз чутье упрямо твердило, что не стоит испытывать терпение Васильича. Что-то ещё за ним крылось. Что-то, что он ещё не разгадал.
Когда Артём подъехал к штабу, стажер ждал его снаружи, сидя на краю тротуара и уткнувшись в телефон. На звук приближающейся машины он поднял голову.
Тёмный ещё раз оглядел его и тяжело вздохнул. Вот угораздило же. Кай Холодный. Нарочно не придумаешь. Двадцать шесть лет. Зеленый, как листва на деревьях, — это если по опыту. А если по цвету, то все было ещё интереснее. Вживую волосы у него оказались точно такие же, как на фотографии в досье — лохматые и крашеные. В королевский, мать его, синий цвет. Выглядел парень, как студент под конец сессии, видевший нормальный сон недели две назад, а то и больше.
Артём покачал головой и опустил боковое стекло.
— Чего застыл, Соник? — хмуро произнёс он. — Залезай.
Парень приветливо улыбнулся и шустро поднялся на ноги. Ростом он оказался на полголовы ниже Тёмного. Стажер забросил вещи во внедорожник, забрался на пассажирское сиденье.
— Почему Соник? — спросил Кай, пристегивая ремень безопасности.
— Потому что есть такой синий бешеный еж, — усмехнулся Артём и тронулся с места.
— Вообще меня Кай зовут.
— Я знаю, кто ты. Почитал про твои отсутствующие заслуги.
Парень ответил неловкой улыбкой и снова уткнулся в телефон. Ну, хотя бы одно положительное качество в нем было — не докучал с разговорами.
— Ладно, Кай, поехали собирать слово “счастье” из букв ж о п а.
Почти всю дорогу навязанный ему напарник молчал. Спросил только, есть ли что-то, что ещё ему нужно знать о предстоящем деле и получил ответ, что вся подготовка будет после встречи с информатором. А потом один раз попросил на заправку заехать за кофе. Артём не возражал — он и сам не прочь был немного мозги взбодрить.
К дому информатора они подъехали к шести вечера. Тёмный проложил маршрут так, чтобы по возможности поменьше светиться среди местных. Внедорожник сам по себе приметный, а синеволосого парня так вообще все запомнят.
— Знаешь, кто она? — спросил Артём, когда вышел из машины.
— Оборотень, — ответил Кай и выжидающе на него посмотрел.
— Садись, пять, — с усмешкой произнёс Тёмный.
Он проверил оружие — гладкоствольный револьвер с серебряными пулями. На вопросительный взгляд Соника только покачал головой — если охотник считает, что на встречу с нечистью, будь она трижды информатором, можно идти безоружным, долго такой охотник не проживет.
— Стой рядом и не лезь. Особенно, когда она пасть раскроет.
А в том, что Милька начнет брехать, Артём не сомневался ни секунды. Оборотниха звалась звучным именем Эмилия, а выглядела как привокзальный бомж. В человеческой форме. В звериной он ее ни разу не видел — к счастью для самой оборотнихи.
Она их уже ждала. Стояла возле старой избы, уперев руки в боки — учуяла. Выглядела точно так же, как когда Тёмный ее видел в последний раз — запойная, опустившаяся. Он помнил, что ей около сорока, но, как и все пьяницы, она выглядела старше своих лет. Но много хуже чем драная одежда, волосы в колтунах и пьянство была ее
