всего хотелось залезть под горячий душ, а потом лечь спать. Он уже чувствовал, как медленно подкрадывается выдержанная годами тоска, которая завтра снова разорвет его на части. Больнее и безжалостнее, чем любой монстр. Чтобы переключиться, Артём по дороге домой перебирал в памяти последнее дело. Задача была не из простых — этого упыря они долго выслеживали. Если бы не его склонность к дешевым театральным эффектам, они бы ещё дольше за ним гонялись. Нравилось ублюдку, чтобы ему делали подношения. Паству себе создавал из послушных фамильяров, а те искали ему жертв. С Валькой охотник мощно разошелся во мнениях. Шаман рвался спасти выбранную жертвой девку. Да так рьяно, что пришлось его поспать отправить, чтобы дело не испортил и не спугнул упыря. Рисково, конечно, Тёмный это и сам понимал. И действительно не слишком профессионально. Но Шаман сам виноват — знал, куда шел, а вместо того, чтобы выполнять поставленную задачу, начал разыгрывать из себя девственную девственницу.
Одно было странно — Васильич несмотря ни на что довольно спокойно отреагировал и даже отправил его на следующее дело. Самоуверенность говорила, что такими как Тёмный просто так не разбрасываются, а здравый смысл — что не все так просто. Но с этим он как-нибудь разберется. Главное, чтобы трепетного сопляка ему снова на шею не повесили. Даже бывалым охотникам его правила и методы работы не всегда были по душе. Чего уж говорить про новичков.
Напарника ему все-таки всучили — на следующий день, когда приехал в штаб. Никто из коллег не рискнул бы спровоцировать или подначить Артёма сегодня, но шефа это не остановило. Стоило Тёмному войти в его кабинет и сесть на приставной стул, Васильич с непроницаемым видом положил перед ним папку.
— Что это? — бегло взглянув на документы, спросил Тёмный.
— Досье. На твоего нового напарника на следующее дело, — все с тем же непроницаемым видом пояснил Васильич. — Читай.
Артём посмотрел на шефа с удивлением и нескрываемым разочарованием. Сука, вытащил его из дома, чтобы проучить.
— Мы это уже проходили, — сквозь зубы процедил он. — Прошлый остался не в восторге от моей воспитательской работы.
— Ты давай читай, — повторил Васильич.
Тёмный молча открыл папку, пробежался взглядом по сводке, поднял голову и посмотрел на старшего охотника. Может, Мишка решил его подстебнуть в самый неудачный для этого день?
— Да ладно, Миш, — с недоверием усмехнулся Тёмный. — Не смешно.
— Не смешно? Странно, — деланно удивился Васильич. — В таком шикарном цирке как наш, и не веселишься? Можешь не отвечать, по лицу видно, что ты что-то закис. На своих бросаешься. Вот я потому подумал и решил — как знать, вдруг стажер тебя немного развеселит?
По его взгляду Артём понял, что тот не шутит. Еще раз глянул на лежащее перед ним досье. Вживую он этого паренька никогда не видел и надеялся, что так и останется.
— Хорошо ты придумал, — саркастически ответил Артём. — Мы с Валькой не сработались, а ты мне этого Пикачу подсовываешь? Я не буду с ним нянчиться.
— А с ним и не надо, — ровно произнёс Васильич и посмотрел на него спокойно и внимательно. — С Валькой ты же не нянчился.
Тёмный в упор глянул на старшего охотника. Внутри поднималось досадливое раздражение. Хрен его знает, какая блажь ударила Мишке в голову, но возиться с очередной обузой он не собирался. Валька ещё куда ни шло, более-менее прошаренный, просто слишком эмоциональный, а этот, судя по сводке, вообще зеленый.
— Ладно, — Артём похлопал ладонью по бумажной папке, — мы оба с тобой знаем, что я лучше справлюсь один, а этого отдай кому-нибудь другому. Завтра днем я выеду на место.
На этом он посчитал разговор законченным. Поднялся из-за стола. Васильич смотрел на него внимательно, с оценивающим прищуром, явно чего-то недоговаривая. Тёмный уже собирался уходить и повернулся к выходу, но услышал голос шефа.
— Допускаю, что в одиночку справишься лучше, но поедете вдвоем. Или так, или ты больше не в деле. Это приказ.
Артём замер на месте. Обернулся и посмотрел на невозмутимую Мишкину рожу. Повоспитывать, значит, надумал? За годы работы Тёмный усвоил, что если Васильич что-то решил, то хрен его переубедишь. С этим пацаном тоже наверняка все далеко не так просто. Артём нутром чуял — что-то недосказанное осталось, нехорошее.
— Даже так? — он криво улыбнулся. — Только не говори, что мои методы тебе вдруг поперек горла встали.
По лицу Васильича промелькнула едва заметная тень — словно мимолетное сожаление. Другой бы, может, и не разглядел, но Артём его давно знал. Шеф за своих глотку был готов перегрызть, но и за косяки мог хребет сломать.
— Много не пей, — почти с отцовской заботой произнёс старший.
— Да иди ты, — огрызнулся Тёмный и уже толкнул дверь, но властное «Стоять!» прервало его путь.
Он обернулся.
— Умерь свой пыл, Тёмный, — жёстко произнёс Васильич, пристально глядя ему в глаза. — Ты не в Голливуде, крутость свою неумеренную в работу сублимируй. Есть прямое указание, изволь выполнять. Вопросы есть?
— Вопросов нет, — медленно ответил Артём.
— Свободен.
Тёмный хотел ввернуть что-то колкое, но взгляд шефа отбил всякую охоту к продолжению разговора. В конце концов, проще промолчать, чем устроить срач с непредсказуемым итогом. Не проронив ни слова, он вышел из кабинета.
Шелест шин, ветер, капли дождя на лобовом стекле, несколько шагов к подъезду — и вот он, дом. Если, конечно, можно назвать домом стерильную атмосферу жилища Артёма. Любой, кто случайно увидел бы его обитель, решил бы, что это временный вариант жилья — съёмная квартира, слишком большая для одного человека и лишённая уюта и каких-то мелочей, превращающих помещение в то, что называется домом. Здесь безраздельно царил холодный и тёмный минимализм, словно отражавший состояние истерзанной и зачерствевшей души хозяина.
Когда он с головой уходил в работу, квартира немного оживала. На столе среди вороха эскизов и распечаток громоздились позабытые чашки, диван обрастал разбросанными вещами, и из-за этого создавалась некая иллюзия человеческого присутствия. К очередной годовщине он всегда всё убирал. Старался проводить этот день дома. Пустой человек в такой же пустой квартире. Человек, давным-давно сбившийся с пути. Потерявшийся.
Артём подошёл к шкафу. Достал с полки папку с одной-единственной фотографией, которую он бережно поставил перед собой. Затем принес из холодильника бутылку «Финляндии». Специально положил охладиться ещё перед тем,
