Книга Не щадя сердца - Сивар аль-Асад

Поначалу у Элизабет хватало ума не слишком преследовать свою добычу, пытаясь выманить ее со своей территории, и она сделала вид, что интересуется миром Пола. Она даже дошла до того, что стала сопровождать его в ежедневных пробежках вдоль реки Гудзон, но часто сходила с дистанции на полпути, отправляясь в какое-нибудь кафе Риверсайд-парка, где дожидалась его с романом в руках. И если при этом она не проявляла никаких признаков неудовольствия, то его регулярные шахматные партии на бетонных столах в Вашингтон-сквере раздражали ее безмерно. Она не могла понять радость, которую он испытывал, постоянно общаясь с незнакомцами там, где собирался, по ее мнению, всякий сброд. Пол отдавал должное тому, что свою игру она вела безупречно, даже когда он приглашал ее поужинать в кафе-кебаб, чтобы подразнить и проверить способности адаптации к непривычной обстановке человека, выросшего в благополучной вашингтонской семье. Элизабет, безупречно владеющая приемами самоконтроля, тщательно скрывала свое нетерпение и, в конце концов, ей удалось внушить Полу, что они настроены на одну волну.

С самого начала их знакомства Элизабет поняла, что за Полом большое будущее. Она была покорена его привлекательной внешностью, чем он, кстати, никогда не пользовался, чтобы понравиться женщинам, но более всего она ценила в нем редкую способность преодолевать жизненные испытания, не поступаясь своими убеждениями и оставаясь самим собой. Пол представлял в ее глазах идеал надежности, в котором нуждается любая, даже самая простая нью-йоркская девчонка, чтобы быть уверенной в себе и своей будущей семейной жизни. Через полгода с решимостью дуэлянта, привыкшего парировать аргументы обвинения в зале суда, она сумела убедить Пола, что они созданы друг для друга, после чего они поженились.

Лучи восходящего солнца коснулись верхушек сосен. Тотчас же первые цикады начали концерт, который в полуденный зной должен был стать оглушительным. Когда на смену им пришли птицы, выхватив первенство, стрекотанье цикад стало тихим и нежным, как звуки скрипок на сцене древнего театра. Пол глубоко вздохнул, прежде чем позвонить Элизабет. Он терпеть не мог те долгие разговоры по телефону, после которых оба они были изнурены и раздражены. Не лучше ли было поговорить искренне и прямо? Но как быть искренним, чтобы не ранить друг друга?

– Элизабет? Ты что, еще не спишь?

– Ты не давал о себе вестей с тех пор, как во Франции.

– Мы ведь решили созвониться через несколько дней.

– Знаю, но это было глупо. Мы же всегда созваниваемся, когда кто-то из нас летит на самолете. Ты знаешь, что я всегда беспокоюсь.

– Ладно. Но не думаю, что в новостях сообщали об авиакатастрофе, так что ты вполне могла бы пойти спать.

Элизабет замолчала на некоторое мгновение. Пол понял, что не стоило так говорить с ней, не стоило начинать разговор в таком тоне.

– Сожалею, ты права, мне следовало бы позвонить тебе.

– Я помню, что мы собирались созвониться через несколько дней, но сразу же после твоего отъезда я многое продумала и вот теперь хотела бы сказать, к каким пришла выводам.

– Твоя оперативность известна, но не думаю, что следует обсуждать наши отношения в стиле деловых переговоров, так не пойдет, Элизабет.

– Как раз наоборот, следует играть в открытую. И делать так перед тем, как заключить брак.

– Странно слышать это от тебя. Я полагал, что ты хорошо все продумала, когда уверяла меня, что оба мы совершаем выгодную сделку.

Пол был заинтригован тем оборотом, который принимал разговор. Элизабет говорила таким тоном, каким иногда беседовала на профессиональные темы с деловым партнером, но при этом в ее словах сквозила некоторая обеспокоенность. Она не полностью контролировала себя, и явно чувствовалось, что это ей не нравится. И Пол тут же убедился в том, что она действительно избрала стратегию переговоров.

– Так вот, мне казалось, – продолжила она, – что я все продумала, но не очень четко сформулировала свои требования.

– И вот теперь собираешься сделать это.

– Прежде всего, мне хотелось бы сказать, до какой степени ты изменил всю мою жизнь.

– Что ж, сожалею об этом.

– Да нет же, ты не понял. Я хочу сказать, что ты так… отличался от всех, кого я знала, ты такой простой и свободный по отношению к принятым нормам. Это беспокоит меня, ты это знаешь, но мне это нравится, заставляет меня развиваться.

– А мне часто кажется, что ты этого стыдишься.

– Ну, я не такая смелая, как ты. Мне необходим мир, в котором я родилась, это мой мир, в нем я работаю, знаю правила игры.

– Но когда люди заключают брак, разве это не повод создать свой собственный мир?

– Согласна. И я восхищаюсь тем, что ты делаешь в ООН, твоя преданность гуманитарным целям, это просто невероятно. Это так не похоже на то, что делают мои друзья, мои сослуживцы, которые совершенно не интересуются тем, как живут другие люди.

– В чем же тогда проблема?

– Ты знаешь, Пол. Мне хотелось бы иметь семью, где отец моих детей всегда был бы рядом. Но ты вечно куда-то уезжаешь. А когда возвращаешься, единственное, что тебе нравится, так это твои вечные шахматные партии в Гринвиче.

– Многие люди имеют семьи и при этом постоянно находятся в разъездах. Мои родители годами так жили.

– Твои родители жили замкнуто. А я так не могу. Кроме того, у меня своя работа, я борюсь за собственность, и это только начинает приносить свои плоды.

– Знаю. Ты имеешь в виду квартиру на Пятой авеню, которую собираешься купить.

Пол услышал в трубке, как у Элизабет перехватило дыхание. Он затронул запретную тему. Она завелась с полуоборота, как хорошо отлаженная машина. Разговор грозил утратить теплоту и сердечность, скатившись в вязкое топкое болото, если бы Пол вовремя не остановился. По всей видимости, Элизабет уже не могла сдержаться, настолько она была взволнована.

– Да как ты смеешь говорить о квартире, от которой я отказалась несколько месяцев назад, ты, кто никак не соглашается съехать со своей двухкомнатной в Гринвиче. Там у нас ничего не получится, туда даже пригласить кого-нибудь нельзя, не то что детей завести.

– Мне очень жаль…

– Ты уже третий раз говоришь, что тебе жаль, – ледяным тоном отрезала Элизабет.

– Но я и вправду сожалею обо всех неловкостях и неудобствах, которые причиняю. Но есть то, от чего я не могу отказаться, и