то господня воля. Один из таких светлых гонцов — вещающий радостные вести, вишнудут Стхана, хозяин меча Акродхи, вошел в тот момент к Нараяне — сияя улыбкой, без стука, вошел, тот в момент, когда нога йога, коснулась груди прекрасного Бога... Встал Стхана как столб, улыбку навеки утратив, и святотатство, в глазах отразившись, пронзило взор вишнудута, больнее, чем сотня мечей. Он сжал кулаки, и зубы он стиснул, от ярости громко дыша, и ярко сверкнувшим клинком, что Акродхой звался, готов был рассечь неучтивого гостя на месте! Но был остановлен укоризненным взглядом Властителя Чувств, заранее знавшего мысли и побужденья. Все Стханы четыре руки опустились без сил в то мгновенье, а Акродха — его вогнутый меч, славный именем, не знающим злобы, выпал из пальцев, со звоном упал на пол самоцветный, темнея от горя!
Как из мира другого, ни в мысли, ни в сердце мудрых слов не пуская, слушал вишнудут разговор Всевышнего с йогом. Пелена ненависти затмевала Стхане взор, а биение гневного сердца — слух, стоило бросить ему невидящий взгляд на пришельца из средних миров. Боль и бессилие заставили содрогаться его тело, и слёзы текли по щекам — не мог он бездеятельно смотреть на оскорбителя Миродержца, но не мог и сделать ничего, ибо не было на то воли Бога, дороже которой не было совершеннейшему из слуг.
Вишну улыбнулся, осветив при этом полмира, и отпустил йога с грузом благих пожеланий, не наказав ни плохим словом, ни даже ноткой гнева. Стхана всё мрачнел, как грозовая туча, и когда, Непогрешимый попросил его подойти, вишнудут впервые ослушался, схватил с пола свой меч, и, не проронив ни слова, бросился за оскорбителем.
Громко звучали шаги его по узорчатым полам, но, когда он выбежал за Северные ворота, то святотатца уже и след простыл — обезвесив своё тело с помощью мистических сил, йог удалялся в сторону адских планет, вися крохотной жемчужиной в сверкающем небе Вишнулоки.
В гневе топнул Стхана ногой, рассёк впустую воздух мечом, а с его прежде безгрешных губ сорвались чёрные слова, которых уже много лет не слышали в Обители Господа.
Его друг Нитья, с копьём и щитом охранявший Северные Врата Обители, проникся жалостью и беспокойством, и спросил:
«Что случилось с тобой, Стхана, что глаза твои сверкают яростью, члены тела дрожат от гнева, а губы говорят слова, подобающие лишь демонам? Почему ты обнажил Акродху здесь, где ничто не угрожает ни тебе, ни кому-либо ещё?»
«О, Нитья! Как же мне не дрожать, когда весь мир покачнулся сегодня от горя, как корабль, попавший во внезапную бурю?! Мое тело горит — твердь небес на осколки разбилась над мною, я стою под ливнями боли, что кожу пронзая до крови, беды пророчат суше и морю! Мне б вырвать глаза, и рук мне б лишиться, лишь бы не дать тому совершиться, что ныне пронзает мысли и сердце — акт святотатства в священнейшем месте!» — говорил Стхана — «Взгляд подними! — в выси осквернённой, без вреда уходит тот недостойный, что Веды презрев, мудрость, и святость преданья, ногою, своею ногою, пнул Господа Бога, Центр Мирозданья!»
От слов Стханы Нитья тоже вспыхнул, подобно огню, и, сделав три шага, метнул копьё вдогонку Испытавшему Бога. С грохотом и свистом полетело оно, подобно комете, освещая полнеба, возвещая о бедах. Но, даже мощи вишнудута не хватило, чтобы догнать копью далеко улетевшего йога, и, половины пути не осилив, оно, пугающее блеском асуров и девов, утратило скорость, как капля дождя вернулось на землю, бессильно упав в волны прибоя той стороне Молочного Моря.
С досады Нитья хлопнул себя по бедру, а Стхана в бессилье упал на колени и кулаками ударил по полу. Они ещё хотели спросить друг у друга, как можно догнать невежливого гостя, но тут Господь, пребывающий в сердцах всех обитателей тленного мира, позвал их предстать пред своими очами.
С трепетной радостью в груди помчались верные слуги на зов Бога, упали пред ним ниц в поклоне, подобно палкам, брошенным на землю.
Но не приветственным словом встретил их темноликий Господь, а горьким упрёком: «Стхана, слуга мой! Нитья, мой верный страж! Почему вы ослушались меня?» — говорил он с печалью в голосе — «Почему вы осквернили сердца слепым гневом, почему вы оскорбили моего близкого друга?».
«Прости, наш Господь!» — отвечал ему Стхана, не поднимая головы — «Но нам лучше нож в сердце, чем видеть оскорбление Тебя. Ты сам, Всевышний, посылал меня за меньшие проступки отдавать во власть демонов миры и народы, так почему же должен жить поправший тебя ногами?!»
«Он вовсе меня не оскорбил» — возразил Господь, снизойдя до улыбки: «Неужели ты, владеющий Акродхой, способен подумать, что кто-то, имеющий грязные помыслы, может найти эту планету, а, найдя — способен приблизиться к ней?»
Стхана молчал, покрываясь краской стыда.
«Неужели ты думаешь» — чуть возвысил голос Вишну — «Что я приглашаю сюда своих врагов? Неужели ты думаешь, что мудрец, прошедший через все отречения и воздержания, и совершивший бесчисленное количество добрых дел, чтобы попасть сюда, способен причинить мне вред? Наконец, неужели ты думаешь, что что-нибудь в этом мире вообще способно причинить мне вред?»
Горячие слёзы полились из глаз Стханы:
«Прости меня, Непознаваемый. Я достоин всех мук ада, слепой гнев овладел мною, в ярости я не слышал ни голоса разума, ни твоих приказов, о, Всемилостивейший. Мало того, я, последний из негодяев, в это дело втянул и лучшего друга! Прости его, Милосердный, он не знал о прощении того йога» — тут в сердце Стханы настала перемена, и он, помедлив, сказал такие слова: «Я виноват, Вседержитель. Но, если существует награда за исполнение Твоей воли, то может, ты дашь вместо неё прощение? — нам, мне и моему другу Нитье?!» — он оглянулся, ища поддержки немыслимой для него прежде хитрости в дружеском взгляде, но Нитьи уже рядом не было — только забытый щит, украшенный 99 именами Бога, одиноко качался на самоцветном полу...
«Господи...» — со сдержанным рыданием проговорил Стхана — «Нет! Почему Нитья, ведь он был невиновен в этом! Наказывай меня, Всемилостивейший, ведь это я, непутёвый друг, не сказал ничего о твоём прощении!»
Ответил, мрачнея лицом, Нараяна: «Он сам выбрал свой жребий, мой верный слуга. Я бессилен помочь тому, кто не желает прощения. Но тебе, о вершитель мой воли, я подарю прощение, как награду за верную службу, раз ты так желаешь его».
«Нет!» — Стхана вскричал, утерев слёзы
