не зря)
Глава 2. Прощание с дистриктом
Сижу в доме правосудия в одной из комнат, предназначенных для того, чтобы трибуты попрощались со всеми, кто был им дорог.
Интересно, далеко от меня комната Китнисс? Так хочу рассказать ей все сейчас, ведь уже нечего бояться, я почти мертв.
Естественно, у дверей моей комнаты стоят миротворцы, которые не позволят выйти, но думаю, что смог бы уговорить их сопроводить меня к ней. Отец говорит, что я умею красиво говорить и убеждать, возможно, именно сейчас бы мне это и пригодилось, когда я так решительно настроен, но в этот момент двери открываются, и в них стоит мама. Думал, ей наплевать на меня, но она все же пришла попрощаться. Мама подходит и неловко обнимает меня, но уже через секунду опускает руки. Это все, на что она способна? Ведь это наша последняя встреча.
— Ты хочешь сказать мне что-либо, Пит? — сухо произносит она.
— Я подумал, что это ты пришла сказать мне что-то, — грустно выдыхаю я.
— Не знаю, что говорить. Могу сказать, что мне жаль, что ты умрешь, но, я думаю, ты и так это знаешь, — она доводит меня этими словами, и я взрываюсь.
— Неужели тебе настолько плевать, мама? Мы видимся в последний раз, а ты не удосуживаешься хотя бы пожелать мне удачи или сказать что-нибудь ободряющее? Зачем ты пришла, если тебе все равно? — кричу я.
— Мне не все равно, Пит! Думала, что у тебя хватит мозгов это понять! Можно подумать, тебе сейчас хуже всех! А вот ты только подумай, сколько всего сейчас свалится на всю нашу семью! — не унимается она. У меня вырывается смешок, и я отворачиваюсь от нее к окну.
— О да, мама! По сравнению с моей скорой смертью, твои проблемы гораздо серьезнее! — за подобную дерзость еще сегодня утром я бы поплатился побоями и скандалом, но сейчас мне уже все равно.
— Пит, успокойся! Ты же знаешь, что я люблю тебя, что ты дорог мне. Это тяжело. Я хочу сказать тебе, что буду ждать твоего возвращения, но…
— Не стоит попусту надеяться. В следующий раз мы увидимся, когда меня вернут сюда в ящике, — перебиваю я, не поворачиваясь к ней.
В этот момент миротворцы заходят, чтобы увести ее. Даже не оборачиваюсь. Внутри на глаза давят слезы, но пока что хватает сил их сдержать. Напоследок она говорит:
— Возможно, в этом году победит наш дистрикт, сын, — она говорит это о Китнисс, так как ставки на меня делать никто и не станет.
После ее ухода мне становится только хуже, следом в комнату входит отец.
— Пит… — перебиваю его, не давая сказать второго слова.
— Прошу, отец, не говори, что тебе жаль, что я вот-вот умру, — не стану говорить, что мне хватило мамы, хотя это так и вертится у меня на языке.
— Я и не собирался. Просто хочу попросить тебя не опускать руки. Даже если ты не хочешь побороться за победу, отчаиваться все равно нельзя. Ты замечательный парень с огромным сердцем, так что сможешь помочь многим даже на Играх, я это точно знаю. Никто не сможет заставить тебя быть жестоким или убивать. Игры не должны изменить тебя, — его слова вытягивают всю грязь, сказанную мамой, и заполняют это пространство чем-то светлым и теплым. Отец всегда был мне ближе по характеру, и сейчас я убеждаюсь в этом еще раз. Он говорит особенно правильные слова, поэтому я не могу сдержать слез и обнимаю его, возможно, в последний раз.
— Я сделаю именно так, отец, — шепчу я.
— И еще, сынок, я верю в тебя! Даже если ты не вернешься, знай, что я горжусь тобой! Но постарайся все-таки вернуться, — от этих слов я окончательно срываюсь и реву, как маленький мальчик, пока отца не уводят.
Только успеваю выкрикнуть, что я сделаю все, что в моих силах. Даже не знаю, слышит ли он это. Вслед за отцом приходят прощаться все мои друзья и близкие. Мои братья уверяют, что я смогу вернуться, хотя сам знаю, что если встанет выбор между мной и Китнисс, я сам захочу умереть, но никому этого не говорю. Поток людей, заходящих ко мне, заканчивается, и я спокойно сажусь на мягкий диван, сдерживая себя, как могу.
Когда начинаю думать, что это все, кто хотел меня увидеть в последний раз перед Играми, дверь опять открывается. В комнату заходит темноволосый высокий парень. Вначале я не могу разобрать, кто он, но через пару секунд понимаю. Это Гейл — друг Китнисс, с которым они охотятся вместе. Знаю это, потому что отец покупает у них подстреленную дичь и всегда поражается тому, насколько точно стреляет из лука Китнисс. Она попадает белкам точно в голову, при этом сохраняя мясо и шкурку. Ну а если дичь не подстрелена из лука, значит, Гейл поймал ее в одну из своих фантастических ловушек. И вот сейчас он стоит в дверях с красными глазами. Не думаю, что он расстроен из-за того, что я еду на Игры, потому что мы никогда не дружили. Причина его слез — Китнисс. Но тогда что он делает у меня? Может, дверьми ошибся?
— Я войду? — спрашивает он.
— Да, конечно, входи, — встаю и подаю ему руку, в знак приветствия, он не просто пожимает ее, а еще и похлопывает мне рукой по плечу, будто мы друзья.
— Ты, наверное, думаешь, почему я оказался у тебя? — давая понять, что это риторический вопрос, он продолжает, не дав мне ответить, — ты имеешь полное право выставить меня, если захочешь. Но я пришел сказать тебе… нет, я пришел попросить тебя… — он заминается на этом месте, но я киваю, давая понять, что готов слушать его дальше.
— Пит, ты, наверное, знаешь, что мы с Китнисс друзья, — я снова киваю, — так вот я хочу тебя попросить помочь ей там, на Играх. Взамен я обещаю обеспечивать твою семью дичью, — быстро проговаривает он, считая это своей козырной картой.
— Я помог бы ей, даже если бы ты не попросил, и не думай, что ты будешь должен мне, если я найду, чем ей помочь. Но, Гейл, я боюсь, что разочарую тебя, потому что я не могу охотиться, я ужасный боец, и ничего не могу, кроме как испечь торт, но это точно там не пригодится, — он на секунду улыбается, а потом опять становится серьезным. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она вернулась домой, потому что без нее моя жизнь
