Это всё ты
Елена Тодорова
1
Это звучит как гром среди ясного неба…
© Юния Филатова
Святослав Усманов: Ты справишься, ангел.
Чем ближе мы с родителями подъезжаем к университету, тем чаще я смотрю на сообщение, которое Святик прислал мне после традиционного пожелания доброго утра. Только вот успокаивающий эффект эти слова утратили еще около дома, когда я села в машину. И постепенно волнение захватило меня полностью. Как ни пытаюсь, не могу остановить внутреннюю дрожь.
– Юния, ангел, – окликает папа, находя меня взглядом в зеркале заднего вида. Мягкая улыбка преображает его лицо, собирая вокруг глаз множество морщинок, которые я называю лучиками добра. – Тебе не из-за чего переживать, милая. Ты у нас умница.
– И красавица, – поддерживает мама, сверкая шикарной улыбкой, которая под красной помадой кажется особенно яркой.
Красный цвет моя красивая и стильная мама очень любит. И, что самое главное, она умеет его носить – будь то та же помада, шляпка, одежда или даже обувь. А вот я, опасаясь выглядеть вульгарно, алого сторонюсь как огня.
Я вообще многого опасаюсь… Таков уж характер.
Хорошо, что у меня есть Святик. С ним я всегда чувствую себя защищенной. Поэтому так трудно смириться с тем, что в университете я должна буду справляться в одиночку.
Только думаю об этом, и по телу озноб несется.
– Юния, ангел, – снова протягивает папа нараспев, призывая меня улыбнуться в ответ.
Не только для отца, но и для всех близких мне людей, включая Святослава, эти два слова давно являются синонимами. Выдавив требуемую реакцию, невольно оцениваю в зеркале общий результат своих стараний и, должна признать, соглашаюсь с большинством.
Пшеничные волосы, лицо сердечком, губки бантиком, милый вздернутый носик и, будто всей этой сладости еще недостаточно – веснушки, как рассыпанный поверх нежного безе коричневый сахар. Все эти сравнения принадлежат отнюдь не мне. Это подмечено другими людьми. Например, обожающей меня бабушкой. По ее же словам, основное мое достоинство – небесно-голубые глаза, которые транслируют наивность и чистоту, и которыми я имела возможность гордиться, пока один важный на тот момент человек не окрестил зеркала моей души гребаным искушением. Прошло три года, мы давно не общаемся, а слова Яна, регулярно всплывая в моем сознании, до сих пор вызывают бурю эмоций. Они никак не вяжутся с тем, что я слышу от других. И они меня сильно задевают.
Возможно, дело в тоне, которым это было сказано… А возможно, во взгляде, которым Ян тогда на меня посмотрел… Но я почувствовала себя так, будто он не просто оскорбил меня, а буквально испачкал. По сей день это клеймо горит там, куда я позволила Яну Нечаеву пробраться, до того как поняла, что он собой представляет – в моем сердце.
Господи, и зачем я о нем сейчас вспомнила? Будто мало мне волнения!
Прочь из моей головы! Прочь!
– Ангел, – возвращает меня в действительность папа. – Во время первого кураторского часа обязательно возьми слово, поприветствуй одногруппников и заяви о своем желании занять должность старосты.
Моем желании… Моем ли?
Я сглатываю, с трудом перевожу дыхание и незаметно вытираю вспотевшие ладони о складки шерстяной юбки.
Ни выступать перед незнакомой публикой, ни быть снова старостой я не хочу. Тяжело даже представить, как я выполняю отцовские напутствия. Но возражать я не смею. Боюсь разочаровать.
Мои родители – успешные и уверенные в себе люди. Мама – учитель высшей квалификационной категории, призер международной олимпиады по математике, обладатель гранта «Последователи Гаусса», и еще многое другое. Папа, помимо аналогичных регалий по своей специальности в прошлом, вот уже десять лет является директором престижнейшей в нашем городе гимназии.
У меня, конечно, тоже много побед и наград. Причем по разным предметам. Я никогда не имела права фокусироваться на чем-то одном. Всегда должна была развиваться во всех областях науки. Но в гимназии меня все знали и любили. Там были папа и мама. И там был Святик.
А тут… С минуты на минуту я впервые окажусь в совершенно незнакомом мне месте одна. Ну не обладаю я такой уверенностью, чтобы в новом коллективе сразу же стремиться себя проявить! Однако страх огорчить семью приводит меня в еще большую панику.
– Мы в курсе, какие порядки в высших учебных заведениях, но ты, пожалуйста, ангел, ничего на первый вечер не планируй, – выдает мама, тряхнув изящными крупными кудрями. Пока я в восхищении смотрю на нее, добавляет: – Ты же помнишь, что День знаний мы всегда проводим в кругу семьи? С твоим окончанием школы и поступлением в университет ничего не поменяется. Дедушка с бабушкой будут у нас в половине седьмого. И принесут твой любимый торт!
– Вау, – толкаю я несколько сдавленно. Прочищаю горло, чтобы иметь возможность выразить хоть какой-то восторг. – Супер!
– Та-а-к, – протягивает мама, когда папа уже заезжает на парковку университета. Прямо-таки барабанная дробь, вызывающая у меня мощнейшую волну страха. – Ну что, готова? – изрекает мама тем самым озорным и мотивирующим тоном, который она обычно задействует передо мной и моей тринадцатилетней сестрой, когда мы всей семьей приезжаем в место, где нас ждут веселье и приключения.
Как бы не так!
От очередной волны озноба вздрагиваю. Мама тут же показывает папе, чтобы повысил температуру в салоне. Короткий обмен жестами, который они устраивают, как и всегда, понимая друг друга без слов, избавляет меня от необходимости врать. Я перевожу дыхание и смотрю в окно. При взгляде на величественное здание университета разрываюсь между благоговением и ужасом.
Дрожь повторяется.
– Юния, ангел, – призывает папа к вниманию в последний раз. – Делай фото и заметки. Информации будет много. Если что-то не запомнишь, по записям и снимкам дома вместе разберемся.
– Хорошо, – бормочу на автомате.
– Нам нужно не «хорошо». Нам нужно «вау», – напоминает мама старую домашнюю «кричалку».
Я стесняюсь сказать, что давно от нее не в восторге. Каждый раз меня обсыпает мурашками, словно сыпью, которую хочется тут же расчесать до крови.
– Ну все, – улыбается папа. – Удачи, ангел!
– Лети! – вторит ему мама.
Я заставляю себя открыть дверь, чтобы выбраться из машины.
Сигнал клаксона. Фальшивая улыбка. Прощальный взмах руки. И я остаюсь одна.
Боже… Боже…
