Книга Блаженная - Белла Ворон

кромешной тьме я услышала отчаянный, звериный вопль моей несчастной матери, вбежавшей в комнату. Я слышала его уже не единожды, пора бы привыкнуть, но каждый раз кровь стынет у меня в жилах от ее крика. Даже предсмертный стон моего возлюбленного не причиняет мне такой боли. Потом еще кто-то вбегал, кричал, чего-то требовал, кого-то в чем-то обвинял, но это меня уже совсем не трогало. Все было кончено.

А потом на меня повеяло ветерком, запахло пылью и раздался шум и грохот. Я приоткрыла один глаз и сквозь темную вуаль моих рассыпанных волос увидела, как сомкнулись пунцовые крылья занавеса.

Мишель Булкин, притаившийся за левой кулисой, показывает мне большой палец. Я подмигнула ему. У нас получилось. Этот шум и гром, доносящийся до нас — честно заработанные аплодисменты.

Я мигом вскочила и мы, артисты, встали на поклоны. Занавес разъехался.

Каждый раз, когда это происходит, я чувствую себя так, словно у моей ванной рухнула стена ровно в тот момент, когда я расслабляюсь под душем. Даже еще более беззащитной я чувствую себя в эту минуту. Смотрите, вот она я. Моя обнаженная, растрепанная душа лежит перед вами на ладошке.

О, благодарю, я обожаю когда розы несут охапками. И ваши роскошные наряды я люблю, и сверкание ваших украшений, и изысканные парфюмы. Но еще больше я люблю выворачивать перед вами душу. Мне кажется, только в эти моменты я настоящая.

Я скользила взглядом по первым рядам парьера. Теперь я могу рассмотреть тех, кого успела почувствовать. Я не притворяюсь, что обо всем забываю на сцене. Я чувствую всех, кто сидит неподалеку. Я не вижу лиц, не читаю мыслей, но я ощущаю вас спинным мозгом, или каким-то особым органом, которого нет у нормальных людей.

Вот юная дева, которая очень хочет стать актрисой.

Вот ее молодой человек, которого раздражают все эти кривлянья и который ждет не дождется, когда эта нежная фиалка поступит в его безраздельную собственность и начнет варить ему борщи.

Вот роскошная дама, которая гордится тем, что сидит на премьерном спектакле в первом ряду партера.

Вот ее напыщенный супруг, который не заснул только благодаря роскошному декольте леди Мильфорд.

А вот свободное место. Это я забронировала его, будто для непришедшего друга. На самом деле — здесь сидела бы бабушка, будь она жива. Она не пропустила бы мою премьеру, притащила бы огромный букет, хлопала бы, не жалея ладоней. Ее нет, но я чувствую ее присутствие.

А вот и он. Тот кто фонил сильнее всех. Он улыбается мне белоснежными винирами и всасывает меня взглядом. А глаза его словно черные дыры. Антиматерия. Жутко в них смотреть, а хочется. Я наступаю на ногу Фердинанду, роняю букет. Снова занавес.

Наступил момент подняться на сцену главному герою вечера, нашему постановщику. В просвет расползающегося занавеса я наблюдаю его победное шествие. Он идет, скромно улыбаясь, но в каждой морщинке, каждом движении, даже на кончике породистого носа сияет гордость и самодовольство. Альберт не знает другого сценария. Он триумфатор. За это я его и люблю.

Под усилившиеся аплодисменты он поднимается на сцену, проходит в центр и вклинивается между нами. А мы расступаемся.

Он берет меня за правую руку своей левой. А правую протягивает своей супруге, Регине. Она сегодня играла леди Мильфорд. Роль моей мечты. Мою роль. Ничего, ничего Регина, пройдет совсем немного времени и я возьму свое, и твое я тоже возьму. Ты — угасающая звезда, прима, отступающая в тень. Скоро, очень скоро ты будешь играть старенькую фрау Миллер, а я — леди Мильфорд. И все главные роли я у тебя заберу. А твоего мужа я заберу сегодня.

Альберт, держа за руки своих жену и любовницу, делает шаг вперед.

Мы трое делаем поклон. Мы отыграли премьеру. Но главный спектакль только начинается.

***

— Блаженная, на банкет идешь?

Блаженная — это я. Фамилия такая, а не то, что вы подумали.

Я смерила Булкина взглядом, в котором должно было ясно читаться все, что я о нем думаю. Что за идиотский вопрос?

А, поняла, это он меня дразнит. Перебрав в голове несколько достойных ответов, я вдруг, сама того не ожидая, спросила:

— Булкин, у тебя шампанское есть?

Настала очередь Булкина сделать возмущенное лицо.

— Ну так принеси…

— Сюда?

— Нет, Регине в кабинет! — окрысилась я.

— Понял.

Булкин исчез, а я брызнула порцию мицеллярной воды на ватный диск. Разговор предстоит серьезный, и размазанный грим мне ни к чему. Руки дрожали. Я поняла, что дрожат они с того самого момента, как я перехватила взгляд человека с глазами-дырами.

Чушь собачья! Просто премьера, волнение, и для меня еще ничего не кончилось, а только начинается. Вот и дрожат руки.

В дверь гримерки постучали.

— Да.

Это прозвучало немного гнусаво, я как раз стирала грим с носа.

Стук повторился, такой же аккуратный и настойчивый. С каких это пор Булкин стал таким деликатным? Всегда без стука вламывается к дамам, на него уже и внимания никто не обращает. Наверное я действительно великолепно отыграла премьеру, если Булкин так меня зауважал, что стучится в гримерку!

— Да входи уже, господи ты боже мой! — я с досадой швырнула ватный диск, выпачканный гримом, взяла новый и занялась правым глазом.

— Добрый вечер. — вкрадчиво прозвучал незнакомый голос.

Я быстро обернулась. Еще не успев как следует рассмотреть незванного гостя, я уже знала — это он, тот самый, с глазами-дырами.

Более того, я четко понимала, что едва увидев его в зале, я знала, что он придет ко мне в гримерку. Я словно видела эту сцену когда-то, и сейчас пересматривала давно забытое кино.

— Поздравляю с премьерой. Это было блистательно.

Я молча смотрела на него, а в голове у меня свистел ветер. Я будто забыла, что полагается отвечать в таких случаях.

— Не в моих правилах чтить талант с помощью убитых растений. — продолжал он тихо, но очень отчетливо. Словно змея прошипела. — Предпочитаю произведения искусства.

Он достал, как мне показалось, из рукава, плоскую коробочку, обтянутую потертым малиновым бархатом и сделал шаг ко мне. Я непроизвольно отшатнулась.

Он сделал движение пальцем, крышечка отскочила и изящный золотой браслет в виде двух льнущих друг к другу нарциссов ослепил меня сверканием бриллиантов. Старинный, сразу видно. Тончайшая работа и бриллиантов на целое состояние.

— Вы с ума сошли! Я не возьму. — прошептала я, не сводя глаз с искристых лепестков.

— Не будьте мещанкой. Это всего лишь цветы. — с суховатым стуком коробочка легла на мой гримировальный столик.

Я смотрела на браслет,