боярскими детьми, с войском, с челядью дворцовой, на коня садится. И все-то его со слезами молят-просят:
— Откажись, царевич, наше солнышко, от своей затеи! Сложишь ты в пути буйну голову!
А царевич коня хлестнул, вихрем за ворота вылетел, только его и видели! Следом за ним тронулись в путь обоз с припасами, с одеждой да казной да сотни две дружины — ее ему царь-отец дал.
Вот доехали они до рубежа того царства-государства, туда, где широкая степь начинается. Раздал добрый молодец своим слугам все добро, распрощался с ними и приказал им назад воротиться, царю да царице от него поклониться, а себе лишь столько снеди оставил, сколько конь в сумах переметных снести мог. И поехал царевич на восток. Едет он, едет, едет три дня и три ночи и доехал до чиста поля. А поле то все человечьими костями усеяно. Остановился царевич немного передохнуть, а вещий конь ему и молвит:
— Мы тут, хозяин, на земле злющей ведьмы, Геонойи. И такая она клятая, что ни один человек, коли он на ее землю ступит, живым отсюда не уйдет! А ведь была и Геонойя-Яга когда-то, как все люди. Прокляли ее отец с матерью за то, что она их не слушалась, ими на старости лет помыкала, и стала она ведьмой лютой. Теперь Геонойя у своих дочек в гостях сидит. А завтра мы ее в эту пору беспременно в том вон лесу встретим. Роста та ведьма богатырского, только ты, хозяин, не пугайся; держи лук наготове, а меч и копье чтоб у тебя под рукой были.
Заночевали они в поле; то один, то другой сторожит — не спит.
Только занялась на небе утренняя зорька, а царевич уж в путь-дорогу снарядился, готов в тот лес ехать, добрый конь оседлан, подпруга подтянута. Вдруг слышат они, пошел по лесу такой гром и стук! Говорит тут конь царевичу:
— Ну, держись, хозяин, Яга близко.
А Яга лес валит, деревья грызет, с корнем выворачивает, словно буря на них надвигается.
Взвился тут конь под самые облака, взмыл на могучих крыльях над головой ведьмы, а молодец-удалец пустил каленую стрелу, отстрелил у Геонойи правую ногу и хотел было опять стрелять, а она как закричит:
— Не стреляй, добрый молодец! Я тебе зла не сделаю.
Видит Яга, не верит ей царевич на слово, и дала она ему в том запись, своей кровью писанную.
— Славный у тебя конек, добрый молодец! — молвила колдунья. — Не будь его, я бы тебя одолела. А теперь вот ты меня одолел. Знай же, что до тебя на мою землю нога человеческая не ступала, а храбрецы, которые мой рубеж перейти отважились, дальше того костями усеянного поля не пошли.
Позвала Геонойя царевича к себе в гости, напоила-накормила. Сидит царевич за столом, слышит: стонет ведьма от боли, охает. Вынул он из сумы ее ногу, приложил на место, а нога тотчас же и приросла. Пропировали они на радостях три дня и три ночи. Полюбился Яге добрый молодец, стала она его просить любую из ее трех дочерей себе в жены выбрать. А дочки у нее словно цветочки, одна другой краше!
Поблагодарил царевич Ягу и рассказал ей все начистоту: кто он, куда едет и чего ищет.
Молвила ему Баба-Яга:
— С таким конем да с твоей удалью, я так думаю, ты своего добьешься.
На четвертый день стал царевич снова в путь-дорогу снаряжаться, распрощался он с Геонойей-Ягой и поехал дальше.
Вот едут они, едут, а дороге все конца не видно. Выехали за рубеж Ягиной земли. Видит царевич: сколько глаз хватает, зеленая равнина стелется, с одной стороны вся травами цветущими покрыта, а с другой пожжена-попалена.
Спрашивает царевич своего вещего коня:
— Отчего здесь, конь, трава попалена?
— Хозяин, — отвечает конь, — мы здесь на земле Скорпии, Геоноийной сестры. Обе они такие злющие, одна с другой не уживаются. И обеих-то родители прокляли, оттого они ведьмами и стали. А вражда между ними не на жизнь, а на смерть: хотят одна у другой землю отнять. Как разозлится Скорпия, изо рта у нее огонь пышет, смола горящая течет. Видно, она на сестру озлилась, хотела ее. с земли согнать, да где прошла, траву и попалила. Она куда злее своей сестры и о трех головах. Давай-ка отдохнем хорошенько. Ведь нам с тобой завтра опять вставать спозаранку.
Вот уж рассвело. Стал царевич собираться, к бою готовиться, как тогда, когда они Геонойю-Ягу встречали. Вдруг пошел по лесу такой шум и вой, каких они еще сроду не слыхивали.
— Смотри, хозяин! Вон Скорпия летит!
А Скорпия пасть разинула — одна челюсть в небо, другая до земли, — вихрем на них мчится, дымом дышит, огнем пышет. Взмыл вещий конь под самые облака, летит над ведьмой, со стороны заходит, а добрый молодец изловчился, натянул тетиву. Как ударила стрела в одну из голов Скорпии, так и снесла ее начисто. А царевич снова лук напряг. Стала тут его Скорпия слезно молить, чтобы ее простил. Она, мол, ему зла не сделает. И, чтоб свое обещание скрепить, дала ему в том запись, ее кровью писанную.
Поехали они к Скорпии домой, а она царевича еще лучше, чем Геонойя-Яга, накормила-напоила. Отдал ей царевич отстреленную голову; только ее на место приставили, а голова и приросла. Отдыхал здесь добрый молодец три дня, а на четвертый поехал дальше. Вот выехали они из Скорпииной земли и очутились на дивном лугу. Весь-то луг цветами порос. Куда ни глянь — весна! Каждая травинка, каждый цветочек цветет-красуется, такой дух источает, что как от вина голова кружится. А ветерок травы колышет, прохладой веет.
Вот конь и говорит царевичу:
— Ну, хозяин, мы с тобой сюда счастливо добрались!
Зато теперь перед нами дело куда труднее! Большая беда нас с тобой стережет. Отсюда ведь рукой подать до дворца, где Молодость без старости и Жизнь без смерти живет. И стоит вокруг того дворца дремучий лес, такая чащоба — ни проехать, ни пройти! А в лесу том со всего света звери лесные собраны, одни других лютее, свирепее. Они тот дворец и днем и ночью неусыпно стерегут. И такое их множество, что и тебе, хозяин, не побороть. Да и леса того нам с тобой нипочем не проехать. Разве только понатужимся да через него перемахнем.
Отдохнули они на том лугу денек-другой да и собрались дальше ехать. А конь подобрал живот да и говорит:
— А ну, хозяин, подтяни-ка потуже подпругу, а как сядешь на меня, держись
