меня.
Я привык заставлять других умолять. Сейчас… я должен получить это сейчас.
— Никогда, — возразила она.
Я бы мог заставить ее уступить, но боль в моей груди, напомнила о том, что я пытался забыть каждый гребанный день моей жизни. Мне пришлось отступить.
Ладно, еще раз, и я уйду. Она понимала, что это было всего лишь удовлетворением наших потребностей. Она была не против. Вопрос, который обрушился на меня, разозлив до предела, словно быка — готов ли я сам к этому? Я отбросил эту мысль неумолимо и быстро, так же, как привык действовать, когда находился между женских ног.
— Ох, детка, неправильный ответ.
Мои руки потянулись к ее запястьям. Я поднял их над головой и сжал, не давая ей возможности сопротивляться. Я не могу заставить Кэт умолять, потому что у меня, дерьмо, нет сейчас времени на это, но я могу заставить ее стонать и извиваться подо мной.
— Рем, отпусти меня.
Я понимал, что от моего захвата останутся синяки, но мне нужно было, чтобы она оставалась неподвижной. Мне нужно было, чтобы она подчинилась мне, тьма была слишком близко, чтобы дать Кэт возможность прикасаться ко мне. Я заткнул ее жестким, мощным поцелуем, протолкнув свой язык сквозь ее зубы, запечатывая последние слова.
Она взвизгнула, и ее соблазнительное тело, еще влажное от душа, ощущалось подо мной восхитительно, когда ее губы, даже протестуя, отвечали мне, вкладывая в поцелуй всю жестокость.
— Умоляй меня.
— Нет, — выдохнула она, и изо всех сил дернулась, пытаясь освободить руки. — Отпусти меня.
Дорогой, гребанный Господь, она была горячей. Ее грудь приподнималась и покачивалась, в то время как ее тело извивалось подо мной. Слабый румянец на ее щеках, сделал ее еще более неотразимой, и на секунду я теряю контроль, когда желание снова оказаться внутри нее становится важнее победы.
Кэт почти ударила меня по гребанной шее, когда я ослабил хватку и освободил ей одну руку. Ее локоть маячил передо мной, и мне пришлось отклониться.
— Я не умоляю. Никогда.
Мой член пульсировал между ее ног, и не было ни одного шанса, что я смогу отпустить ее сейчас. Это больше не было связано с желанием уйти. Я хотел позволить ей выиграть, и все еще остаться с ней. Якорь, который удерживал меня во мраке моего дерьмового прошлого, немного ослабил свое давление, и я увидел, что она лежит подо мной тяжело дыша, с распахнутыми глазами почти… в панике?
Блядь. Что я наделал?
— Я отпущу тебя, но есть новые правила, не трогай меня.
Я дождался кивка и отпустил ее запястья. Я знал, что у нее на запястьях останутся синяки, и волна вины накрыла меня. Я не хотел причинять ей боль, но мой контроль ослабевал рядом с Кэт, и мне необходимо было его вернуть. Это был единственный известный мне способ справиться со своими демонами.
Ее грудь поднималась и опускалась, и твердые соски касались моей груди с каждым вдохом.
— Рем, почему ты…
Я прервал ее до того, как она смогла задать свои вопросы. Я никогда не отвечал. Вот почему трахать девушку, больше чем раз, было ошибкой. Слишком близко. Вопросы делали это большим, чем просто быстрый и жесткий трах.
Я смял ее рот своим, чтобы проглотить какие-либо дальнейшие протесты, которые у нее могли возникнуть. Хотя, в последние сорок восемь часов, которые мы провели в постели, Кэт не возражала против того, что я с ней делал. И я, блядь, благодарен ей за это.
Она застонала под моим напором, и ее руки проскользнули в мои волосы. Холодная дрожь прокатилась по моему телу, оттолкнув желание, и я замер.
— Нет! Схватись за изголовье.
Ее пальцы отпустили мои волосы, и я полностью лег на нее сверху, продолжая тереться ноющим членом между ее ног.
Она просто очередной трах. Просто очередной трах.
Цыпочки были моей целью. Я использовал их, а они использовали меня. Я всегда прямо говорил об этом и никогда не позволял остаться на ночь. Я никогда не обнимался и никогда не хотел этого… до Кэт.
Демоны все еще остались, но с ней… она была больше чем горячая цыпочка, которую я трахал, чтобы опробовать ее и стереть прошлое. Впервые это было реальным, а не так, будто трахающаяся машина доказывала себе, что это именно то, что ей нужно.
Это будет длиться так долго, как я смогу делать это по-своему. Если она сможет следовать правилам, то, может быть, демоны останутся в стороне и у нас будет шанс. У меня будет шанс. Блядь, я хотел бы этого с ней.
Проведя последние две недели с ней, прежде чем даже прикоснуться к ее киске, я уже чувствовал, что все будет иначе. Кэт была другой. Она была сильная и откровенная, и это было все чертовски ново для меня. Она не была какой-то глупой крошкой, подпрыгивающей от каждого звука моей гитары, а после прыгающей на мой член. Я делал это всю свою жизнь, но ни разу прежде не хотел, чтобы это длилось вечно. Я не был готов отпустить ее. Я пробежался кончиками пальцев по ее лицу.
— Ты, блядь, моя, Кит-кат.
Ее глаза расширились. Да я сам был в шоке и не осознавал этого до тех пор, пока слова не вырвались из моего рта. Но я принимал эту цыпочку… по крайней мере, я, пока, не закончил с ней.
— Детка?
Она колебалась, и я напрягся, когда увидел вспышку тревоги в ее глазах, но все быстро исчезло, и на ее месте появились тлеющие, кокетливые голубые глаза.
— Я не твоя.
Да, я полагал, что она скажет нечто подобное. Несмотря на то, как она трахалась, она была замкнутой.
— Но ты можешь приложить все усилия, чтобы убедить меня, — сказала Кэт.
И я был чертовски уверен, что мог бы сделать это. Я снова поцеловал ее — жестко, безжалостно, как будто пытаясь доказать себе, что это был обычный трах, но это было не так. Я знал это. Я знал это, прежде чем даже поцеловал ее.
Когда я отстранился, в ее глазах загорелось желание. Она хотела меня — сильно, и мне чертовки нравилось, что я мог это сделать с ней. Я облизал ее соски, затем проложил дорожку из поцелуев вниз по ее телу, и замер в нерешительности над ее пирсингом в животе, прежде чем покружить вокруг маленьких алмазов языком. Я посмотрел на нее, глаза закрыты, мышцы напряжены, она была в предвкушении, чтобы почувствовать мой язык на ее клиторе.
