единственное в этом роде, написанное им, почему и считаю необходимым привести его здесь целиком:
Тар-ра-эль
Си-лiу-ка
Есх
Кры
чу
чок
сесенин
Кроме того, совсем незадолго до своей гибели, Есенин написал мне следующие строчки:
«Крученых перекрутил (перевернул) литературу. Я говорю это с гордостью».
С. Есенин. 21/XI-25 г.
Кажется, достаточно красноречиво!
Особенно интересно отметить следующую запись Есенина в моем альбоме:
Нарисована могилка с крестом – и надпись:
«Под сим крестом
С. Есенин»
и сбоку приписка:
«Успе 921 г. 14 окт.».
Вокруг могилки расписались и другие имажинисты.
* * *
Подробный разбор произведений Есенина сделан мною в статье «Псевдо-крестьянская поэзия», которая сейчас готовится к печати в изд. Всерос. Пролеткульта.
5/I-26 г.
Сергей Есенин. Персидские мотивы
Изд-во «Современная Россия». Москва. Год издания не указан.
Первое, что вызывает недоумение у человека, просмотревшего книгу – это, конечно, заглавие. Почему «Персидские мотивы»? Специфически-персидского в книге немного. Первая часть – обычные интеллигентско-поэтические нежности. Во-второй части имеется, например, поэма «Мой путь», которая к Персии не имеет решительно уж никакого отношения. Кроме того, мы полагаем, что материал в значительной мере должен определять собою форму. Персидская поэзия отличается интересными и своеобразными формами. Ни одна из них в «Персидских мотивах» не использована. Разве не замечательно, например, то, что во всем этом сборнике нет ни одной газэллы, ни одного «персидского четверостишия?» Ровненькие хореи бегут по книге, изредка сменяясь анапестами – вот и все. Этими размерами написаны очень многие русские стихи, но ничего «восточного», тем паче «персидского», в Есенинских ритмах найти нельзя.
Этого мало. Попробуем принять стихи, как они есть. Тут мы сразу наткнемся на целый частокол романсных банальностей:
…Все равно, глаза твои, как море…
…Вот он, удел желанный.
…О любви вздыхают лишь украдкой,
Да глаза, как яхонты, горят…
…Ты дала красивое страданье.
И, вообще, неживые это стихи. Особенно плохо, что в «Персидских мотивах» Есенин совершенно несамостоятелен. Что ни слово, – то штамп. Тут и Лермонтов и – помоложе и похуже – Мих. Кузьмин и еще, что угодно.
Стихи, в 1925 (хоть и без указания на обложке) году изданные, должны быть интересны, если не по материалу, то, по крайней мере, по оформлению его. Ни того, ни другого в рассматриваемой книжице нет. Поэтому она скудна и неинтересна современному читателю.
* * *
Уже после напечатания статьи «Драма Есенина» я, просматривая письма, присланные Есениным из-за границы в Россию своим друзьям, наткнулся на следующее место в письме к А. Сахарову:
Ни числа ни месяца
Если-б был большой
То лучше-б было повесится.
(«Гостиница для путешествующих» 1922 г. № 1).
Удивительная навязчивость образов! Это не могло быть случайным. Так оно и оказалось…
* * *
В газете «Правда» от 19 января помещена небольшая статья Л. Троцкого «Памяти Сергея Есенина». Не разделяя восторга Л. Троцкого по поводу лирики Есенина вообще и его предсмертного стихотворения в частности, я все же целиком присоединяюсь к мнению Л. Троцкого о причинах смерти Есенина.
В статье намечены следующие мотивы самоубийства поэта:
«Есенин всегда, видимо, чувствовал себя – не от мира сего…
Наше время – суровое время, может быть, одно из суровейших в истории так называемого цивилизованного человечества… Есенин не был революционером. Автор «Пугачева» и «Баллады о двадцати шести» был интимнейшим лириком. Эпоха же наша – не лирическая. В этом глазная причина того, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин…
Крестьянская подоплека, – творческим даром переломленная и утонченная – у Есенина крепка.
Но в этой крепости крестьянской подоплеки причина личной некрепости Есенина: из старого его вырвало с корнем, а в новом корень не принялся. Город не укрепил, а расшатал и изранил его. Поездка по чужим странам, по Европе и за океан, не выровняла его.
…поэт не был чужд революции, – он был несроден ей. Есенин интимен, нежен, лиричен, – революция, – публична, – эпична, – катастрофична. От того-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой.
К смерти Есенин тянулся почти с первых годов творчества, сознавая внутреннюю свою незащищенность. В одной из последних песен Есенин прощается с цветами:
Ну, что ж, любимые, – ну, что ж!
Я видел вас и видел землю,
И эту гробовую дрожь,
Как ласку новую, приемлю.»
К концу статьи Л. Троцкий замечает:
«Пусть в чествовании памяти поэта не будет ничего упадочного и расслабляющего».
К сожалению, именно этим грешат многочисленные «панихиды» по Есенину.
Из «нерасслабляющих» откликов на смерть Есенина надо отметить стихотворение А. Жарова в «Известиях», которое уже успело вызвать протесты со стороны особенно пристрастных и «упадочных» поклонников музы Есенина.
Вскоре же после смерти Есенина, в печати появилось множество стихотворений, посвященных этой смерти. В большинстве случаев, они проникнуты искренней печалью, но ни в одном из них нет сознательного отношения к гибели поэта: самоубийство Есенина никак не оценивается. Исключением является стихотворение пролетарского поэта А. Жарова, в котором есть не только сожаление о смерти Есенина, но и верный взгляд на эту гибель. Вот некоторые выдержки из этого стихотворения:
На гроб Есенина
Это все-таки немного странно.
Вот попробуй тут не удивись:
На простом шнуре от чемодана
Кончилась твоя шальная жизнь.
Это все-таки, пожалуй, глупо
И досадно выше всяких мер,
Что тебя, Есенин, сняли трупом
С потолка в отеле «Англетер».
Мы прощали и дебош, и пьянство,
Сердца звон в стихах твоих любя,
Но такого злого «хулиганства»
Мы не ждали даже от тебя…
…Для деревни новой, для гулянки
Ты давно уж без вести пропал…
И грустят, грустят лады тальянки
О словах, которых ты не дал.
Жаров оказался единственным, у кого хватило смелости признать, что Есенин «для деревни новой давно уж без вести пропал». Это отнюдь не уменьшает горечи по поводу смерти Есенина. То, что он так безвременно и «глупо» погиб – «досадно свыше всяких мер».
О том, как отозвалась критика на смерть Есенина, я говорю в других своих книгах. Так, в книге «Есенин и Москва Кабацкая» мною разобрана статья – некролог А. Воронского («Красная Новь», № 1)
