пледу, который сама же когда-то и связала, оглядела комнату. Та все еще хранила в себе следы ее маленькой девочки: любимая мягкая игрушка Яры в виде плюшевого сокола, кукла, подаренная ей Финистом на шесть лет, прикрепленная к ручке шкафа связка фенечек, которые та без устали плела, когда ей было десять. Полка с книгами: тут все еще стояли несколько из тех, что Настя читала дочери, когда та была крошкой. Они кутались в плед и хихикали, Финист заходил в дверь и притворно сердился: «Девочки, вы вообще спать собираетесь?» Эта маленькая девочка выросла, исчезла, осталась только в ее памяти, и теперь эта комната несла в себе доказательства того, что она больше ей не принадлежала. Стереосистема, боксерская груша, плакаты с неизвестными Насте личностями…
Понимал ли Финист, о чем просит, когда просил у нее дочь?
Вряд ли.
— Твой отец очень любит тебя, — снова вздохнула Настя. — И порой эта любовь заслоняет ему рассудок. Знаешь, я ведь увидела и услышала вас одновременно с ним, и из коридора вся эта сцена выглядела не очень. И твои слова, конечно, ситуацию не улучшили.
— Я себя ненавижу за это, — пылко прошептала Яра. — Зачем я это сказала?! Мне вдруг так захотелось, чтобы папа накричал на него, чтобы он защитил меня… А теперь я так жалею…
Она заплакала, Настя протянула к ней руки, и Яра с готовностью бросилась к ней, спряталась у нее в объятиях. Она была такой маленькой, такой хрупкой, и Насте отчаянно хотелось спрятать ее, защитить от этого мира. И ее остро ранило понимание того, что она никогда не сможет этого сделать. Яра выросла, и Настя больше не могла водить ее за ручку и ревностно следить за тем, чтобы никто на детской площадке не стукнул ее по лбу пластмассовой лопаточкой. Но разве не в этом была суть взросления: стать свободной, научиться жить самостоятельно. Настя погладила ее по голове.
— Поплачь, поплачь. Станет легче. Все наладится, вот увидишь. Все всегда налаживается.
Яра замотала головой с дикой уверенностью человека, которому девятнадцать и который точно знает, что его мир рухнул и больше никогда не поднимется из руин.
— Расскажешь? — спросила Настя.
Яра еще пару раз всхлипнула, обняла ее за талию, положила голову ей на колени. Насте едва ли не выть хотелось. Финист делал точно так же, когда, иногда сам не сознавая, искал у нее поддержки и защиты.
— Он ушел с корпоратива, — всхлипнула Яра, — а я заметила и пошла за ним. Догнала в коридоре. Мы поговорили немного. А потом… Это даже не он поцеловал, мы как-то оба, я не была против, правда, он меня не принуждал… Но потом он просто сбежал, даже не сказал ничего… А утром прислал мне сообщение… что ему жаль, что он был пьян и больше такого не повторится… И все…
И Яра снова разрыдалась. Настя гладила ее по спине и спешно пыталась придумать, как быть дальше. Но в голову почему-то не приходило ни одной разумной мысли. Она вдруг вспомнила, какой задумчивой и тихой была Яра все новогодние каникулы. Сидела дома, заперевшись у себя в комнате, говорила, что готовится к сессии. Они с Финистом радовались, что дочка взялась за ум. Оба были жутко уставшие, им не хотелось вникать… Тем более Грач неожиданно предложил отработать за Сокола все его дни. Они решили, это потому что он один и не хочет оставаться на праздники в тишине пустой квартиры…
— А сегодня весь такой «как дела»! — воскликнула Яра, вырывая Настю из пучин самобичевания. — Зачем вообще пришел? Позвонил бы папе, он бы в Контору подъехал, все бы подписал! Это он специально, да?
И она подняла зареванное лицо и посмотрела на Настю так, будто у той были все ответы. Рано или поздно все ее дети делали это: приходили к ней с вопросами, которые она сама хотела бы кому-нибудь задать.
— Нет, — помотала головой Настя. — А может быть и да. Может быть хотел тебя увидеть…
— Глупости! — воскликнула Яра и подпрыгнула. — Хотел бы увидеть, давно бы предложил встретиться! Зачем он меня мучает?
— А ты его зачем мучила? — спросила Настя.
Яра непонимающе нахмурилась.
— Ну что я, слепая что ли? — пожала плечами Настя. — Не видела последние пару лет, как ты на него смотришь. Яра, это все очень непросто и не так однозначно. Он почти в три раза старше тебя. Он тебя с детства знает. Папа только ему тебя и доверял. Ну представь себя, он тебя двухлетней на руках носил…
— Да не хочу я этого представлять! — взорвалась Яра. — Он это все время твердит, что старше, что не может предать доверие отца, что я молодая и ничего не понимаю, что лучше мне найти кого-нибудь своего возраста…
— Все время? — переспросила Настя.
Яра отвернулась, сжала виски ладонями.
— Допустим, мы с ним уже об этом говорили, — тихо произнесла она. — Допустим, несколько раз…
Насте вдруг очень захотелось получить передышку. Остановить время и пойти заварить себе один из своих успокоительных сборов. Просто побыть в тишине и собраться с мыслями. Увы, дети редко давали такую возможность, когда в ней наступала необходимость.
— И давно вы?.. — начала было она, но осеклась, потому что уже знала ответ на свой вопрос. Видела его два года назад, когда Яра вдруг словно с цепи сорвалась, забываясь на тренировках с Григорием и переходя в настоящее нападение.
— Я ему не нужна, — тихим убитым голосом произнесла Яра, так и не повернувшись. — Я все придумала. И поцеловал он меня просто… ну не знаю, ситуация такая была, да и правда, наверное, выпил, хотя я не почувствовала ни запаха, ни привкуса алкоголя, но может, мне просто было не до того… Я знаю, надо все это просто отпустить, но не могу. Мне так больно, мама…
Она сгорбилась, и Настя снова притянула ее к себе за спину, снова уложила голову на колени, погладила по волосам. У Яры были серые глаза Финиста. А вот черные шелковые волосы она унаследовала от нее и жутко злилась, когда в четырнадцать лет выяснила, что чтобы перекраситься в любой цвет, их нужно полностью обесцвечивать. Финист категорично сказал «нет», и Настя не смогла его переубедить. А Яра, взбунтовавшись, отрезала ножницами в ванной половину косы, оставив волосы
